Шрифт:
Закладка:
— Пожалуй, тебе не стоит работать сегодня, — ответил граф, смотря на девушку, что хмурилась и с трудом глотала настой.
— Я в порядке, — сказала Рина. — Я могу работать в любом состоянии.
— Не сомневаюсь, — хмыкнул Виктор, — Ну хорошо. А что, если я переживаю за книги? Только представь, что будет со мной, когда ты вырубишься и уронишь часть драгоценных текстов на пол? Или, чего хуже, уснёшь прямо на томах Лукреция Пятого?
Рина посмотрела в лукавые глаза графа и слегка рассмеялась. Но даже на это её голова отозвалась ударами молотка.
— Нет, я не могу так поступить с великим классиком.
— Вот именно. Потому пей и возвращайся в кровать.
— Кстати, Виктор. Спасибо, что донёс меня до кровати.
— Да, об этом… Было непросто.
— Что? — девушка чуть не захлебнулась отваром. — Это ещё почему?
— Понимаешь, ты мне мешала, — смешинки в глазах Виктора разгорались всё сильнее, зажигая золото внутри.
— И каким это образом я тебе мешала? — повысила голос Рина.
— Как бы это помягче сказать… Ты упиралась, молила, чтобы мы продолжили пить где-то ещё, твердила о каком-то кабаке… А потом и вовсе лезла ко мне целоваться и даже кусала.
— Что? — только и произнесла ошарашенная Рина, лицо которой напоминало помидор.
— Было непросто тебя усмирить. Но я справился.
— Виктор!
Граф уже откровенно смеялся над девушкой, а та лишь смущённо опустила голову.
— Я ничего из этого не помню… Да ничего и не было! — догадалась девушка, глядя, как граф уже не сдерживает смех.
— Ну, если тебе будет легче думать, что не было…
— Перестань! — прыснула Рина и слегка толкнула его в плечо.
Виктор перехватил её руку и поднёс к губам.
— Ты совсем ничего не помнишь, Рина?
Девушка спешно убрала руку и опустила взгляд.
— Помню. Знаешь, ты прав. Мне всё ещё нехорошо. Пойду прилягу.
И вышла, не дожидаясь ответа. Граф потянулся, довольно улыбаясь, провожая девушку взглядом. И выпил глоток алого напитка из своей чашки. В столовую вошёл Кристиан. Он хмуро подобрал тарелки с нетронутым завтраком.
— Чего такой хмурый, Золушка? — спросил Виктор, всё ещё улыбаясь.
— Не разделяю твоего веселья, Дартер, — процедил стюарт.
— Крис, скажи, тебе что, нравится наша Рина?
— Не так, как тебе, — Кристиан резко опустил тарелки, а граф перестал улыбаться. — Я помню, для чего она здесь. А вот ты, похоже, нет.
— Я помню это лучше тебя, — Виктор смотрел на него, не двигаясь и не поднимаясь с места. Но Крис, что стоял над графом, вдруг почувствовал от этого взгляда себя меньше и ниже, а внутри у него похолодело. — И я сделаю всё, что потребуется. А ещё, как ты помнишь, девушка должна сама пойти со мной. По собственному желанию.
— Помню, — слабым голосом ответил Кристиан. — Прости.
— От тебя сейчас требуется убирать посуду. Скажи спасибо, что я вообще разрешил тебе вернуться в дом. А теперь иди.
Кристиан подобрал тарелки и медленно пошёл в кухню.
— Кстати, — лениво протянул граф, растягиваясь на стуле, — На конюшне давно не убирали. Займись этим.
Крис очень постарался не хлопнуть дверью и не разбить тарелки. Когда дверь за стюартом закрылась, граф погрузился в долгое и глубокое раздумье.
Рина валялась в кровати, не в силах встать. Отвар снял все последствия похмелья, однако девушка никак не могла собраться. Давно она вот так не валялась в кровати. В Провинции, где нужно постоянно работать, это было роскошью. Девушка могла позволить себе просто лежать лишь, когда училась в Академии, да и там — с учебником в руках. Так что Рина просто лежала и наслаждалась своей новой ролью.
Рина потягивалась, рука наткнулась на Ори, что покоился под подушкой. Она взяла одноглазого медвежонка в руки и задумчиво повертела его. Как там Бетти? А мама? Рина всё реже думала о них в последнее время, и всё чаще в её голове вертелись мысли о лорде. Нет, она не планировала этого. Девушка нахмурилась. Хотя и похмельная, но её голова вновь стала соображать. Рина стала ругать себя за то, что забыла, зачем приехала в его дом.
Она потянулась к дневникам Циммера. Рина изучила уже больше половины, но знаний от этого у неё не прибавилось. Записи становились всё длиннее и несвязнее. Судя по заметкам, Рина держала в руках ранние годы Циммера, лишь те, когда он вынашивал идею о геноциде, когда только строил свою — если её можно так назвать — теорию о противоестественности магии и магов. «Должно быть, у графа вторая часть, где описан пик деятельности”, — подумала девушка, листая страницы. Слова вновь поражали её своим несочетаемым сочетанием несвязности и логичности.
«Когда тьма касается человеческого существа, то высвобождаются все его низменные пороки. Он, сам того не ведая, живёт, движем ими. Но хуже всего то, что равно как тьма порождает тьму, так и тьма требует большей тьмы. Носители магии практикуют страшные, жуткие, не достойные светлого человеческого существа, обряды. Они совершают поступки, которые выпускают тьму — через боль, страх, смерть.
Отец говорил, что победить тьму можно светом. Я так не думаю. Победить тьму может лишь большая тьма. А когда тьмы будет так много, что она заполонит собой всё вокруг… Вот только тогда сквозь неё и пробьётся слабый лучик света. Но и того будет достаточно, чтобы человек смог пойти на свет — к порядку и гармонии».
Рина вздохнула. Красиво и бессмысленно, как, впрочем, и все остальные отрывки. Словно читаешь графомана, что лишь хочет подражать философам, чтобы оправдать свои кровожадные поступки. Как ни странно, но девушка уже привыкла к слогу Циммера, и в какой-то момент он просто навеял на неё сон. Рина отложила записи и закрыла глаза.
Рина лежала, обнажённая. Ноги и руки раскинуты в сторону, и она не могла пошевелить ими. Словно распятая, она ощущала ужас и стыд, подкатывающие к горлу. И знала, что сейчас появится он.
Так и случилось — Виктор навис над ней, и горячее дыхание хищника ударило в её щёку. Она тщетно пыталась пошевелиться, оттолкнуть, отодвинуться, отползти. Тело её не слушалось. Виктор склонился над шеей и припал к горлу, открыв рот. Но опять не кусал, а лизнул горячим, мокрым языком. Он опускался ниже и ниже, впиваясь в тело девушки поцелуями. А затем
