не греет: кровь застыла, жилы опустели. Хотя…

Пышные цветы водопадом устремились вниз, обнажая лысую голову. И если раньше хулиганы могли крепиться, думая о легком заработке, то теперь явно едва сдерживали крик.

Под головным убором не было макушки. Совсем. Ее место занимал гладкий срез, такой ровный, точно сделанный бензопилой. Внутри, в земляной массе, копошились белесые черви. Омерзительное зрелище подогревалось ощущением, что сама голова казалась ненастоящей – вместо нее была яичная скорлупа с нарисованным поверх женским лицом.

Гортензия с улыбкой медленно полезла внутрь и, поворошив содержимое, нашла кошелек. Стряхнув с него белесого опарыша, протянула хулиганам.

– Можете взять, он мне не нужен, – произнесла она, наклоняясь так, чтобы они могли хорошенько рассмотреть содержимое черепной коробки. – Но за должком я потом приду. Лично.

Первым не выдержал очкарик. Завопив от ужаса, бросился к калитке, но споткнулся об рыжего кота под ногами и упал плашмя, продолжив кричать. Остальные пятились от старушки, крестились и умоляли отпустить их.

– Вы сами пришли, – удивилась Гортензия. Ее кожа стремительно серела и трескалась. – Сами захотели денег. Теперь каяться поздно, будете должны.

– Н-н-н-не…

– Не хотите? – подсказала Кора, возникнув рядом.

Усилием мысли она отодвинула засов калитки, чтобы парни смогли сбежать, одновременно удивилась, как легко это далось.

– Не трогай меня, чумная! – фальцетом взвизгнул Серый. В два прыжка он преодолел расстояние до выхода и вывалился наружу, в реальный мир. За ним на карачках, спотыкаясь и поскуливая, следовали приспешники.

Кора откуда-то точно знала, что спустя время они не вспомнят, что же их так напугало, но до конца жизни будут вздрагивать, проходя мимо тридцать седьмого, и трястись при виде Коры. Она это чувствовала тем самым мистическим чутьем смотрительницы.

Гортензия повернулась и изящно поклонилась.

– Браво! Браво! Это было гениально! – Кора осыпала старушку аплодисментами, довольно хохоча.

– Театральные навыки так просто не забываются, – скромно призналась та, возвращая голове привычный вид. – Давненько я не играла для живых зрителей. Спасибо за это. Но детишек все равно жалко. Может, стоило как-то помягче?

– Ничего. Будет им уроком.

Они с Гортензией вместе поднялись по ступенькам, зашли внутрь. Коты, мурлыча, следовали за хозяйкой, и Кора впервые думала о том, как животные могут проходить в царство мертвых.

– Они тоже мертвы, – угадала ее мысли соседка. – Но в отличие от людских, души котов предпочитают оставаться в вашем мире. Так им привычнее. А я с детства люблю живность, так что и после смерти меня окружают коты.

– А другие животные? Что с ними?

– Вот уж не знаю. Может, для каждого вида есть свой кусочек рая? В любом случае кошки всегда немного тут и немного там. Они рождены многолинейными.

Кора не поняла, что это значит, но все равно для приличия кивнула.

– Дорогуша, раз уж я тебе помогла, будь добра, выполни мою просьбу.

– Да?

– Навести нашего общего знакомого. Бедный вороненок не выходит из каморки столько дней… Я начинаю беспокоиться.

– После всего, что он натворил? – вяло взбрыкнула Кора. – Да лучше гнилой апельсин съесть!

– Знаю. Но ты ведь смотрительница, – мудро улыбнулась Гортензия, поправляя шляпку с цветами, – первая настоящая смотрительница, которая заботится о призраках этого дома.

Пришлось согласиться, хоть эта идея и вызвала зубной скрежет.

Отметив, что до ночного «прилива» еще много времени, Кора пошла оповещать владельца Тапочка, что тот может спокойно покинуть бренный мир. Ведь долг смотрителя призрачного общежития состоял в том, чтобы духи могли уйти дальше без сожалений.

33

Неприятный визит откладывался настолько, насколько позволяли приличия. Кора переделала кучу домашних дел, постирала наряды в жуткой прачечной, находящейся в подвале без окон, научилась рисовать пастелью и сходила с друзьями на пробежку. Им жутко хотелось укрепить ее «слабый» иммунитет.

Но вот время пришло. За целый день ей никто не позвонил и не пришел в комнату с очередной просьбой. И Кора сдалась.

Собрав гордость в кулак, она спустилась на первый этаж и постучалась в каморку. Внутри что-то ерзало: нечто массивное, мягкое и гадкое.

– Открой. Есть разговор, – буркнула Кора, с трудом заставив голос звучать ласково.

Ответом было молчание. Гвидо не собирался сдаваться без боя.

– Открывай. Все хотят, чтобы мы поговорили, и мы это сделаем. Знаешь, о тебе волнуются. Не я, конечно, но другие… Ну, давай! Я не буду торчать тут целую вечность. И если ты не забыл, я умею вскрывать чужие двери. Это мое право как смотрительницы… Так что не заставляй ломать барьер! – под конец она даже слегка вспылила и пнула порожек носком.

Гвидо не захотел по-хорошему, и Коре пришлось залезть в сумочку и достать оттуда кисть. Нарисованная дверная ручка мгновенно стала настоящей. Нажав на нее, Кора открыла каморку. В лицо ударил порыв ледяного ветра, растормошив волосы, собранные в подобие короны-косы. Внутри расстилалась бездна, уходящая вниз.

Это была бесконечная холодная пещера, увитая толстыми паучьими нитями, а центр представлял собой склизкое нечто. Оно ворочалось, стонало. Почувствовав свободу, оно с воем устремилось на свет. Прямо к Коре.

Паутина содрогалась, ходила ходуном, пока существо карабкалось наверх. Последний рывок – тонкие, как иглы, пальцы потянулись к глазам девушки и замерли всего в нескольких миллиметрах.

– Привет, Гвидо, – саркастично поздоровалась Кора, и не подумав отступить.

– Здравствуй, пастушка. Чем обязан такой чести?

Склизкая пленка лопнула, выпустив наружу взъерошенную рыжую голову с глупой ухмылкой на губах. Дух развернулся так, чтобы их с Корой глаза были примерно на одном уровне, и кокетливо подмигнул.

– Надеюсь, причина серьезная. Я так крепко спал.

– Ага, ага. Тут остальные спрашивают: почему ты перестал их доставать? Где мусор, рассыпанный по коридорам, где дохлые птицы у меня на пороге? Никто больше не пишет пошлые ругательства в туалете несмываемым маркером.

– Скучаете? – сентиментально пролепетал Гвидо. – Ах, мамочка, они наконец-то признали мои таланты! Я знал, я верил, что этот день настанет…

– Что произошло? – прервала восторженную болтовню Кора, догадавшись, что это затянется на целую вечность. – Ты избегаешь меня с того момента, как я отпустила первых духов. Неужели боишься, что и тебя выгоню? Тогда успокойся, это не в моей компетенции.

– Наоборот.

С синюшного лица исчезла напускная веселость. Он выскользнул из паутины наружу и захлопнул за собой проход в каморку.

– Что, прости?

– Ты ведь уже поняла, зачем это место существует? Нельзя покинуть реальный мир, если у тебя есть незавершенные дела или потаенные страхи.

– Тут есть время все обдумать, – согласилась Кора, не поняв, к чему паук клонит.

– Да-да. Отпустить злобу, простить близких… Какая прекрасная задумка!

Гвидо с неожиданной ненавистью посмотрел в потолок. Спина и холка шли рябью, точно сдерживая поток блестящих