– А по мне, так он просто помешался. – Щёки у меня горели. – Извините, что вам приходится наблюдать за его чудачествами.

– О, я видел вещи и более странные, чем причуды одинокого мужчины.

– Одинокого? – Я засмеялась. – Если и так, он сам во всём виноват.

– Возможно.

– Нужно поскорее отправить вас в другой мир. – Я со сжатыми кулаками проследила за тенью на потолке. – Надо прогнать оттуда эти тени. Они сводят его с ума.

Фредерик завернул руку вокруг моего плеча, словно закутав его в ледяной шарф.

Мне ужасно хотелось сменить тему, и я вспомнила про вопрос, который крутился у меня на языке до того, как появился Маэстро:

– Мы ведь видим призраков, только если они сами показываются нам?

Фредерик кивнул.

– С тенями то же самое?

– Нет. – Помолчав, Фредерик осторожно произнёс: – Вообще-то их могут видеть только те, кто, подобно им, пережил подлинную утрату.

На следующий день на уроках в школе я пыталась сосредоточиться на своём последнем эскизе: океан тающей музыки из моего сна и мама, тонущая в его водах. Я думала, если с помощью рисунка изгнать кошмар из своего сознания, я смогу выбросить это из головы – перестану испытывать радость и вину.

Но сосредоточиться было невозможно. Слова Фредерика застряли в мозгу. Тени могут видеть только те, кто пережил подлинную утрату.

Что считать подлинной утратой? Думаю, мамин уход вполне можно так расценить. Оттого, что для этого события нашлось название, я чувствовала себя распахнутой настежь.

Утрата. Я потеряла маму.

Нет. Она бросила меня. Это не был несчастный случай – она оставила меня сознательно.

Я водила углем по бумаге, и от кончика поднималась чёрная пыль. Это был последний пустой лист в моём альбоме. Я старалась не думать об этом, снова и снова закрашивая чернильный океан, тёмный как ночь, траурный как смерть.

Пока миссис Фаррити рисовала на доске схемы предложений, а Джоан бросала на меня неодобрительные взгляды, я осознала кое-что ещё.

Генри тоже видел тени. Значит, он тоже пережил утрату.

Глава 20

Ноябрь

В первую неделю ноября мы лихорадочно искали ноты Фредерика. Каждый вечер после работы в «Счастливом уголке» я находила Генри, где бы он ни пристроился в концертном зале делать домашнее задание. Привидения обычно парили вокруг него, и мы, определив планы на сегодня, разделялись и продолжали поиски.

За несколько дней мы ничего не обнаружили. Я начала терять терпение, так же как старик Кеплер. Он гонял нас шваброй и кричал на нас, что мы ползаем повсюду, как пара злоумышленников.

Наконец осталось осмотреть только комнату Маэстро.

Во время одного из первых ноябрьских выступлений, пока оркестр коверкал симфонию Дворжака «Из Нового Света» и концерт Брамса для скрипки, я проскользнула в комнату Маэстро. Игорь прошмыгнул следом за мной. Я закрыла за нами дверь и включила свет.

Музыка переполняла эту комнату – аудиозаписи и ноты были безмолвно свалены на втиснутом в угол пианино, старые фотографии с изображением дирижёров сплошняком покрывали стены.

– Так, – произнесла я, отпихивая носком мусор под ногами.

Игорь зевнул. «В каком смысле – так?»

– Тут нам придётся долго копаться.

Игорь завалился на пол, лениво дёргая хвостом. «Нам? Извини, подруга, я в этом участия не принимаю».

Я фыркнула и начала поиски. Перебрала по очереди каждую стопку нот – партитуры симфоний, концертов, причудливой экспериментальной музыки, которую оркестр больше не исполнял. Теперь даже популярные классические концерты не пользовались большим спросом, что уж говорить о новшествах. С тех пор как случилась Экономика, эксперименты были отложены.

Я просматривала одну нотную тетрадь за другой, но ничего подписанного именем Фредерика ван дер Бурга не попадалось.

Отодвинув в сторону пятую гигантскую стопку, я уже решила бросить это безнадёжное занятие, как вдруг заметила около кровати Маэстро старую картонную коробку. Она была заполнена использованными платками, одноразовыми тарелками с засохшими остатками еды и заплесневелыми книгами – но на самом дне я нашла пластмассовую коробочку.

Игорь подскочил и потёрся головой о край коробки.

– Ах, значит, теперь, когда я обнаружила что-то интересное, ты изволил обратить на меня внимание? – спросила я.

Вряд ли ноты Фредерика находились на дне пластиковой коробки около кровати Маэстро, но я всё равно её открыла.

Внутри оказались письма.

Связки писем, перетянутые резинками. Я узнала почерк на конверте верхнего письма: «Отто Стеллателле, 481, 13-я улица, квартира 4-Е».

Это был мамин почерк: петлистый, мечтательный, неровный. Я отбросила пачки конвертов, словно банку с пауками. Игорь поднял кошачьи брови. «В чём дело?»

– Тут письма, – прошептала я, – которые мама писала Маэстро.

И несколько его писем ей.

Игорь ткнулся носом мне в ботинок. «Разве ты не заглянешь в них?»

– Нет. – Но руки уже потянулись к стопкам, положили их на колени, и пальцы уже снимали резинку с первой пачки, самой старой. Даты на почтовых марках указывали, что эти письма почти двадцатилетней давности.

Мой мозг закричал: «Нет, я не хочу это читать!» – но руки всё равно открыли конверт.

Дорогой Отто!

Спасибо за письмо. Должна признаться, я сильно удивилась, когда получила от тебя весточку. Было приятно поговорить с тобой тем вечером на концерте, но я даже не мечтала услышать о тебе снова.

Выводя эти слова, я краснею. Глупо, да? Но, с другой стороны, я краснела всё время, пока мы разговаривали тогда – на террасе, стоя на ветру. Кстати, у меня твой пиджак. Тебе он не понадобится для следующего концерта? Наверное, нам нужно встретиться, хотя бы для того, чтобы я вернула его тебе.

Я снова заливаюсь румянцем! Будь ты рядом, то коснулся бы моей щеки, как сделал в тот вечер? Сказал бы мне, как я мила, когда смущаюсь?

Меня чуть не затошнило. Я сложила письмо и убрала его в конверт. От одной только мысли обо всех этих румянцах, прикосновениях к щекам и прохладных вечерах на террасах мне хотелось залезть под кровать Маэстро и спрятаться там. В послании явно упоминалась их первая встреча. «Я познакомилась с твоим отцом звёздной ночью», – говорила мама, когда я спрашивала её об этом, и улыбалась Маэстро. Тогда она ещё улыбалась ему.

Я машинально, как робот, протянула руку за следующим письмом. Оно было от Маэстро.

Дорогая Кара!

Если бы ты была здесь, очаровательница, и раскраснелась из-за меня, я бы взял тебя на руки и…

Ну уж нет. Только не это. Я убрала письмо. Игорь с прищуром взглянул