— Но ты ведь его любишь!

— Да. Но не уверена, что моя любовь достаточно сильна, чтобы пересилить негатив. — Я виновато смотрю на Джинни. — Понимаю, звучит ужасно, и ты, наверное, теперь будешь считать меня плохим человеком.

— Не плохим, а честным.

— Я не хочу его потерять, так что мне нужно придумать, как нам сдвинуться с места. Вот только сейчас я на это, похоже, не способна. — Я улыбаюсь. — Ладно, давай поговорим о чем-нибудь другом.

В этот момент как раз подходит официант с нашим заказом.

— На днях случилось что-то очень странное, — говорю я, когда с едой уже покончено. — Помнишь, я рассказывала тебе, что Нина призналась Лорне, соседке, что у нее есть любовник? Когда я упомянула это при Лео, он чуть со стула не упал.

— Ну, даже я удивилась, когда ты мне сказала. — Джинни, откинувшись на стуле, гладит себя по животу. — Как же было вкусно!

— Да, но он не просто удивился. Он уронил бокал с вином, все вокруг залил и — не знаю — как будто испугался.

— Странно. — Джинни вдруг рассмеялась: — Если, конечно, это не он сам был ее любовником.

— Что? — Я вытаращила на нее глаза.

Выпрямившись, она касается через стол моей руки, серебряные кольца у нее в ушах синхронно раскачиваются.

— Элис, ну ты что! Лео ведь ее даже не знал!

Поздно, мне уже не избавиться от этой мысли. Она так и бьется у меня в голове.

— А что, если правда? Что, если он ее знал?

— Перестань. — Она встряхивает меня за руку. — Не выдумывай того, чего не было. Ну откуда он мог ее знать?

— Не представляю. Она была психотерапевтом, может, он был ее клиентом.

Джинни издает протяжный стон:

— Господи, зачем я только это сказала. Элис, серьезно, я просто пошутила.

Она берет меню и спрашивает:

— Хочешь десерт?

— Извини. Нет, только кофе, — произношу я, закрываю меню и кладу его на стол. — Тамсин пригласила меня в пятницу в гости.

— Тамсин? Твой заклятый враг? Как это? Ну-ка рассказывай, хочу знать все подробности.

Я принимаюсь рассказывать о своем недавнем конфликте с Тамсин и ее последовавших извинениях и полчаса спустя, к моменту нашего ухода из ресторана, вижу, что Джинни выдохнула с облегчением, полагая, будто я забыла, что она сказала про Лео и Нину. Но я не забыла, услышанное засело у меня глубоко в мозгу.

Станции «Ковент-Гарден» и «Финсбери-парк» находятся на одной и той же линии метро, Пикадилли. Спустившись в вестибюль, я подхожу к схеме, висящей на стене, чтобы посмотреть, куда еще отсюда можно добраться. Взгляд падает на «Лестер-сквер» — театральный рай — и на «Найтсбридж» — где, я знаю, находится универмаг «Харродс». Еще там находится музей естественной истории, где мне очень хочется побывать. Прослеживая темно-синюю линию, мимо «Эрлс-корт» и до самого конца, с изумлением обнаруживаю, что до аэропорта Хитроу можно доехать без пересадок чуть ли не от моей входной двери. Все-таки жить на линии Пикадилли очень удобно. А если пересесть на «Эрлс-корт», я могу попасть в сады Кью или (если поехать по другой ветке) — в Уимблдон. Мы с Лео обожаем смотреть теннис. Интересно, тяжело ли достать билеты на Уимблдонский турнир? А впрочем, дотянем ли мы с ним до следующего лета, еще вопрос.

Уже отвернувшись от схемы, я вспоминаю, что офис Томаса Грейнджера — как раз в Уимблдоне. Достаю из сумки телефон и нахожу адрес — Уильям-стрит, дом 26. Секунду медлю. Какая-то часть меня хочет поехать и проверить адрес — просто чтобы убедиться, что он тот, за кого себя выдает, если мне когда-нибудь понадобится ему позвонить. Не знаю, почему я думаю, что мне может понадобиться ему звонить, — но ведь если действительно произошла судебная ошибка и я услышу нечто такое, что поможет посадить в тюрьму реального преступника, разве не будет моим долгом сообщить ему это? Есть что-то нездоровое в том, как все немедленно согласились, что Нину убил Оливер. Возможно, они кого-то выгораживают. Кого-то из «Круга», кто, как они подозревают, был любовником Нины? Но кого?

Я прохожу через турникет и, вместо того чтобы направиться по линии Пикадилли на север, еду на юг до «Эрлс-корт» и там пересаживаюсь на линию Дистрикт. Никогда еще я не ездила так далеко на метро одна, и когда выхожу на «Уимблдоне», то чувствую, что моя зона комфорта осталась так далеко позади, что я с трудом борюсь с соблазном немедленно поехать домой. Похоже, все здесь точно знают, куда направляются, — кроме меня.

Отойдя в сторону, открываю приложение «Сити-мэппер», чтобы найти на карте Уильям-стрит. Идти приходится довольно далеко, и чем больше я удаляюсь от метро, тем сильнее меня мучает вопрос, что я вообще тут делаю. Уильям-стрит — длинная улица из симпатичных домов ленточной застройки, большинство из которых, судя по всему, превратили в офисы. Я подхожу к дому номер 26, на стене рядом с дверью виднеется неброская золотая табличка, и мне приходится подняться на первые две из четырех каменных ступенек, чтобы прочитать слова «Томас Грейнджер, частный детектив». Из-за темно-синей двери доносится гул голосов, тут я слышу, что голоса приближаются, и понимаю, что кто-то идет по коридору. От мысли, что сейчас он обнаружит меня на крыльце, я отскакиваю обратно на тротуар. И едва успеваю спрятаться в дверном проеме через два входа от номера двадцать шесть, как слышу женский голос: она говорит «до свидания», и мужской голос ей отвечает. Уткнувшись в телефон, я притворяюсь, будто что-то ищу, и молюсь о том, чтобы дверь, у которой я стою, внезапно не открылась. Я стою спиной к улице и, когда каблучки наконец простучали мимо, с облегчением выдыхаю. Медленно поворачиваю голову, проверяю дом двадцать шесть, чтобы убедиться, что Томас Грейн­джер уже скрылся за дверью. Его там действительно больше нет, так что я выхожу из укрытия и вижу удаляющуюся женщину в элегантном бежевом пальто. Чтобы вернуться к метро, мне все равно нужно идти в том же направлении, поэтому я следую за ней до станции, ломая голову, по какому вопросу она приходила к частному детективу. Наверняка большинство его заказчиков хотят выяснить, что от них скрывают партнеры. Возможно, мне бы тоже следовало его нанять, чтобы проверить Лео, думаю я, но мне сразу становится стыдно.

Добравшись домой, я, сама еще не зная зачем, набираю номер Томаса Грейнджера. Какой смысл звонить ему, если мне совершенно нечего ему сказать? Но поздно: он подходит к телефону раньше, чем я успеваю отключиться.

— Это Элис Доусон, — говорю я, сразу узнав его голос.

— Мисс Доусон, спасибо за звонок.

Ему не вполне удается скрыть удивление — в общем-то, понятное, ведь я сказала ему, что помогать не буду.

Его ответ звучит слишком официально.

— Элис, — говорю я. — Можете называть меня Элис.

— А вы меня — Томас.

— Простите, на самом деле я не вполне понимаю, зачем... ну, зачем вам звоню, — говорю я и ругаю себя за то, что мямлю. — Новостей у меня никаких нет. Я поговорила с соседкой, но она сказала мне только то, что вы наверняка и так знаете. Это она видела, как Оливер приехал домой в тот вечер, когда произошло убийство, и...

— Я мог бы заехать завтра в обед, — перебивает он меня.

Я растерянно умолкаю.

— Но мне действительно нечего рассказать. Я могу все, что знаю, сообщить прямо сейчас, если хотите.

— Предпочитаю не обсуждать это по телефону. Завтра я все равно буду в ваших краях, так что никаких проблем. Часа в два вас устроит?

— Да, но я не уверена, что...

— Спасибо, Элис, до завтра.

Остаток дня я пытаюсь сосредоточиться на работе, но чувство вины, засевшее где-то под ложечкой, заставляет меня то и дело хвататься за телефон — мне