Ц е з а р ь. Верно, Белла! (Поет.) «На рассвете покину я Кларксдейл, чтобы больше сюда не вернуться…»

Б е л л а. Ну видишь, как хорошо!

Оба идут к двери.

Ц е з а р ь (останавливается). Нас пригласили выступить на концерте вместе с немецкими моряками, это большая честь. Песни прослушал художественный совет клуба, никому они не показались ни банальными, ни фривольными, ни… не знаю уж, какими еще… порнографическими, о господи! Никому, ясно? И тут является она. Анита Сондоре. Тонкий ценитель, знаток и… и эстет — не думайте, что мы не знаем иностранных слов… знаем, и не такие еще… Что вы искали во Дворце культуры, эстет? Сидели бы себе спокойно со своей любимой камерной музыкой опус номер такой-то и продолжали бы вязать крючком. А?

А н и т а. Белла…

Б е л л а (кивает). Юлис…

Ц е з а р ь. Вязать крючком, ясно? Крючком! Или на спицах!

А н и т а. Я буду вынуждена позвонить в милицию.

Б е л л а. Юлий, ты слышишь?

Ц е з а р ь. Слышу… Звонить — это она умеет, да еще как! Еще как! Когда она досыта назвонится куда только можно, ей, должно быть, становится легче… Чего только не насмотришься, бывая в разных квартирах! На улице Аудею{8}, например, живет одна бывшая монашка, которая по ночам звонит по чужим телефонам и, если слышит мужской голос…

Анита идет к двери.

Б е л л а. Она и правда возьмет да позвонит…

Ц е з а р ь. Интересно, как? По прямому проводу через электрический утюг?

Б е л л а. Юлий!

Ц е з а р ь. Успокойся. Телефонов в этом районе еще нет.

Б е л л а (Аните, которая остановилась на полдороге). Ну что с ним делать?

А н и т а. Хотя бы увести в другую комнату.

Б е л л а. Идем.

Ц е з а р ь. Ей не по вкусу наши песни…

Б е л л а. Ну и что такого? (Постепенно начиная терять терпение.) Мне тоже иной раз не нравится то, что нравится всем, и наоборот! Как можно требовать, чтобы одно и то же всем нравилось в равной степени? Такого никогда не было и не будет. Ты просто… (Аните.) Не так ли? Вам не нравится, хорошо, и что такого? А в нашем доме, наоборот, все в полном восторге. Тетя Кристина, например, после нескольких эстрадных концертов заявила, что теперь ее на аркане не затащишь — конечно, потом она забывает и снова идет, — но когда мы тащились из Дворца культуры ВЭФа в свой Гризинькалн{9}, она всю дорогу радовалась и повторяла, что давно ее так не захватывало и…

Ц е з а р ь. Тебе она сказала! Кому еще?

Б е л л а. Кому? Всем!

Ц е з а р ь. Всем, как же… В молочной Гризинькална… Директору клуба она сказала? В Дом народного творчества позвонила? В редакцию «Падомью Яунатне»{10} написала? Тетя Анита Сондоре наоборот… Понятна разница? Одобрение сотен людей нигде не зафиксировано, а не понравилось одной старой деве — на весь мир слыхать… гремит как дырявый чайник, привязанный мальчишками к кошачьему хвосту…

Б е л л а (Аните). Извините, пожалуйста. Юлий, я тебя вполне серьезно и убедительно прошу, возьми пиджак и пойдем. Нельзя же так. Потом тебе самому будет неловко вспомнить, поверь мне, а зачем тебе это нужно?

Ц е з а р ь. Не так ли?

Б е л л а. Идем.

Ц е з а р ь. Не так ли?

Б е л л а. Юлис!

Ц е з а р ь. Иду, иду… (Встает.) Иду! (Поет.) «Чтобы больше сюда не вернуться!»

Б е л л а. Ну видишь, как хорошо.

Ц е з а р ь. Только обожди немного, договорились? Я чувствую, что сейчас мне необходим, знаешь, душ или что-то в этом роде. (Берет пиджак и уходит.)

Б е л л а. Мужчины, стоит им выпить — скажу я вам, одно недоразумение. Какой-то кошмар.

А н и т а. Вы давно знакомы?

Б е л л а. С Цезарем? Две недели.

А н и т а. Две? Недели?

Б е л л а. Ну да. Я пришла в клуб в качестве аккордеонистки, начала аккомпанировать двойному квартету, и мы познакомились. Почему вас это так удивляет?

А н и т а. Две недели, вы сказали… Непостижимо.

Б е л л а. Почему?

А н и т а. Когда вы ему застегивали крахмальный воротничок и приводили в порядок галстук, вы делали это так… и он позволял вам… будто это происходило уже тысячу раз и не один год…

Б е л л а. Просто его мысли были где-то далеко. Бывает же так… Мне, например, на агитпункте надо было аккомпанировать солисту, который пел «Подмосковные вечера», а я начала вступление к песне «Я шагаю по Москве», кошмар, а все потому, что мои мысли были заняты «Я шагаю по Москве», которая мне нравится гораздо больше… Кошмар!

А н и т а. Между вами и Цезарем в тот момент была такая идеальная гармония, словно…

Б е л л а. Вы все еще об этом!

А н и т а. Я бы никогда не смогла так поправить кому-то галстук или смахнуть с плеча пылинку… легко и спокойно, как бы между прочим… Никогда. Никому. Даже самому близкому человеку. Когда мне хотелось это сделать, я сейчас же думала, как он это воспримет и правильно ли поймет, а тогда бывает уже слишком поздно, потому что возникает натянутость и… (Умолкает, сообразив вдруг, что зашла в разговоре слишком далеко.)

Б е л л а. И вам уже не хотелось…

А н и т а. Не знаю, почему я об этом заговорила… Может, потому, что вы сказали — «на Даугаве идет лед»…

Б е л л а. Кружась! Куски льда при лунном свете блестят и мерцают как не знаю что, просто серебро, скажу вам, а вода в реке черная-черная… Захватывающе. Как в кино.

А н и т а. Есть два времени года, когда меня охватывает тревога, и одно из них — ледоход на Даугаве.

Б е л л а. А…

А н и т а. Второе?

Белла кивает.

Когда лебеди из Эстонии, — а может, из Финляндии, не знаю, — когда северные лебеди летят осенней ночью через залив.

Молчание.

Б е л л а. Вам правда не понравилось «У Янтарного моря»?

Анита отрицательно качает головой.

Я и от других слышала, что это банально и избито. Возможно, но для такого коллективного пения, — как сегодня вечером, не на эстраде и не на концерте! — она, по-моему, все-таки чем-то очень подходит. Такая складная, плавная… Иной раз я даже думаю, почему она не надоедает, тогда как другие, в свое время довольно популярные песни давно опротивели, правда, — хотя бы «Мама, милая мама», бррррр… И интересно, почему никогда не надоедают народные песни, которые каждый с детства знает наизусть. «Вей, ветерок», «Ты куда летишь, мой ястреб»… Вы же меня не слушаете.

Анита, оторвавшись от своих мыслей, вопросительно смотрит на Беллу.

Где вы были?

А н и т а. На палубе яхты…

Б е л л а. И… летели лебеди?

А н и т а. Яхта стояла между островом Рухну{11} и берегом, потому что ветер стих и паруса обвисли. Наступила ночь, появились звезды… одна за другой, блестящие осенние звезды… и над нашими головами летели красивые птицы, как во сне.

Б е л л а.