Шрифт:
Закладка:
Ипрекрасный поселок городского типа, построенный для обслуживания винзавода, где половина населения ботает пофене инекоторые люди начинают понимать слова, только если имнастучать вбубен.
Так, если все-таки реальность реальная, это то, что яимею плохого. Хорошее вэтой ситуации одно, ионо перевешивает все минусы: яживой!
Нет войны, разрывающей страну начасти. Илюха неранен, аживет всоседнем дворе. Язнаю ключевые повороты истории: инфляцию девяносто третьего года, дефолт девяносто восьмого. Ясжал голову. Что мне теперь делать? Домой— зауроки? Сколько мне лет? Вкаком яклассе идействительно лия— это я? Где бынайти зеркало?
Мимо прошла девочка, которая училась годом младше. Свитер «летучая мышь», юбка вскладочку иэта дурацкая прическа состоячей челкой. Как еезовут? Кажется, Алиса.
— Лиса!— окликнул еея.
Девчонка обернулась.
— Утебя зеркало есть? Атомне немного голову разбили, будь другом, дай насебя посмотреть!
— Есть,— сказала она снекой настороженностью иполезла всумку.
Сумка унее была крутая понынешним временам— изразноцветных кожаных лоскутов, «Руби Роуз»—«Дольче Габбана» девяностых. Внормальное время такие только старухи носили. Копошилась Алиса сминуту инаконец протянула мне круглое зеркальце.
Оттуда наменя смотрел мальчишка, которого яуже забыл: розовые пухлые щеки, карие глаза, стрижка «под площадку», как умодного тогда, тоесть сейчас, Богдана Титомира. Еще розовый имолочный поросеночек, даже пушок непроклевывается. Значит, мне четырнадцать.
Ячуть наклонил голову иобнаружил небольшое рассечение чуть выше виска, волосы пропитались кровью ислиплись, тонкая струйка расчертила лоб доглаза. Ерунда!
Хотелось спросить уАлисы, какой сейчас год, нояпридержал любопытство, итак кучу народа шокировал.
Зяма иРуся побили меня весной девяносто третьего. Значит, мне четырнадцать, ияввосьмом классе. Судя поодежде окружающих, сейчас май.
Просто прекрасно! Ясопляк без паспорта, ведь вдевяностых его выдавали вшестнадцать, вмоей голове куча схем, как можно поднять лежащие наземле деньги, ноянесмогу этого сделать из-за того, что я— мелочь пучеглазая, права голоса неимеющая. Ладно, подумаю обэтом позже. Вконце концов, уменя есть сумка сучебниками идневником, где все написано про год икласс.
Первой под руку попалась геометрия завосьмой класс. Записи вдневнике заканчивались восемнадцатым мая.
— Эй, зеркало-то отдай,— напомнила осебе Алиска.
— Спасибо, тынастоящий друг!— Явернул зеркало.
— Курить есть?— спросила она кокетливо.
— Курить— здоровью вредить,— парировал я, идевочка потопала наостановку.
Янемного подождал, направился было заней, нопередумал ирешил идти домой пешком. Потому что нестоит туда спешить, янезнаю, как себя вести сродителями, которые надесять лет моложе меня, нобудут обращаться сомной, как спутающимся под ногами щенком.
Отец… Мне реальных сорок шесть лет, ему сейчас тридцать восемь, нопри одной мысли онем мороз покоже.
Погода вдоме
Реальность напоминала сон своим сюрреализмом, иодновременно было предельно ясно, что янесплю, ведь когда спишь, любой бред воспринимается как должное. Больше нехотелось безобразничать, бросаться голым задом наавтобус ивырывать волосы избороды Хоттабыча.
Разум привыкал кновой реальности. Чем больше проходило времени, тем шире яулыбался. Живой! Юный исвеженький, инет больше того бреда!
Над головой— стрижи. Несамолеты— птицы. Кричит настолбе горлица, иеебрачная песнь напоминает: «Чеку-ушку, чеку-ушку». Мирные золотые пылинки кружат всолнечных лучах. «Икарус», который меня чуть несбил, уже достиг конечной, высадил людей, ивот, покачивая гармошкой, поехал изпоселка вгород. Пытаясь его обогнать, заним пристроилась белая «копейка». Как мало машин! Как смешно инелепо одеты люди!
Черт подери, яуехал отсюда всемнадцать, единственный раз вернулся в2017 напохороны матери. Задвадцать лет глухое захолустье превратилось всредней руки курорт, обросло мини-гостиницами, «Магнитами» и«Пятерочками». Виноградники пустили под нож, инаихместе произросли многоэтажки. Ивот теперь яиду познакомой улице, ипамять оживает, иоживают ощущения того времени.
Уменя есть дополнительные тридцать два года! Язасейвился иначинаю игру заново, сохранив все скиллы! Это круче, чем газета избудущего срезультатами футбольных матчей! Да, вдве тысячи двадцать пятом все накроется ядерным взрывом. Смогу лияизменить будущее? Вряд ли. Слишком поздно родился для того, чтобы убивать Горбачева испасать СССР, даинесГорбатого надо начинать.
Вавгусте унас намечается заварушка, ноитут яничего сделать несмогу, потому что мал еще.
Все, что вмоих силах— просто жить, недумая про июль двадцать пятого, ипомочь близким прожить эти годы мало-мальски счастливо.
Или все-таки меня сюда отправили непросто так? Голова начала болеть— толиотудара, толиотмыслей, которые наступали плотными рядами, как римские легионеры.
Тпр-р-р, Пашка! Тормози, атокрышей поедешь. Смотри, вот поликлиника, похожая наконюшню, где работает мама игде высИлюхой оставили отпечатки подошв насвежем асфальте. Пойдем посмотрим? Помнишь, когда тывернулся, долго разглядывал два маленьких следа?
Ияпошел. Сейчас латка цемента смотрелась свеженькой, идва детских следа наней еще непоистерлись. Какой отпечаток мой, акакой— Ильи? Неразобрать.
Авот, смотри, старая шелковица, где выустраивали штаб. Еееще несрубили, чтобы поставить гостиницу. Авот, глянь, поехала «волга-24». Крутая тачила понынешним временам, аневедро сболтами.
Авон, тытолько посмотри,— Бимка! Черно-белый, молодой иигривый. Янеудержался, почесал пса заухом— тот вывалил розовый язык. Онжив, как иживы многие твои непутевые одноклассники, исестра Наташка— пока еще чистый бунтующий подросток, верящий впрекрасное далеко.
Если повернуть налево налюбую изпримыкающих дорог, можно увидеть море. Пашка, теперь-то тыпонимаешь, какой это кайф— расти возле самого моря ипосле школы бегать, чтобы освежиться!
Все мои детские воспоминания были мрачными: отцовский ремень, мамино недовольство, теснота, суп изкубика бульона, луковой зажарки исерых макарон, вечные стычки сгопниками, которых всегда больше. Новедь могло быть по-другому!
Теперь ясумею прожить детство пусть незаново, но— скайфом. Янестану исполнять волю родителей иникогда небуду военным. Уменя десятки более интересных дорог!
Тыпредставь, Пашка, земельные участки, которые сейчас можно выменять нателевизор, через двадцать лет будут стоить, как самолет!
Якрутил головой посторонам, все еще неверя вслучившееся. Жадно вдыхал морской воздух, пахнущий водорослями, инаслаждался легкостью юного тела, незнающего, что такое утренняя скованность суставов. Неполыхает впересохшем горле Сахара. Неистекает кровью контуженный Илюха сперебитой ногой. Осколки несрезают деревья. Негрохают снаряды. Красота!
