Шрифт:
Закладка:
Потоптавшись рядом, человек в синем свитере садится рядом с Агатой.
– Давай-ка разберемся, – говорит он. – Голубей ты раньше никогда не видела – это мне понятно, – а оголодала так, что готова была парочку украсть и съесть. И платье на тебе хоть и дурацкое, но добротное. А кроме того, сейчас июнь. Что, девочка, признавайся: ты была попрошайкой в большой банде, да? И тебя поймали как раз в мае, и арестовали, и выгнали в Венисальт прямо в этом ужасном платье, не дали даже переодеться – значит, своего босса ты не выдала, так? Несладкая у тебя жизнь была, а?
Глаза у Агаты слипаются, от голода ее тошнит, она не может даже понять, чего хочет больше – спать или есть, и ей совершенно все равно, за кого ее принимает этот человек, пусть бы и за бессовестную попрошайку.
– Непонятно только, как ты оказалась так далеко от Худых ворот, – с сомнением говорит человек в синем свитере. – Небось доверилась кому-то, а он таскал тебя за собой и заставлял воровать? Небось он тебя и за голубями отправил? Ох, девочка, девочка…
– Мне нужно выбираться отсюда, – через силу говорит Агата.
– Он тебя где-то ждет, да? – спрашивает человек в синем свитере и, подумав, со вздохом добавляет: – Ладно, малышка, это все позади. Пойдем-ка, вставай.
– Нет, – говорит Агата, – мне нужно выбираться отсюда. Туда, назад. В Венискайл. У меня там мама и папа. Мне нужно…
– Бедный ребенок, – говорит человек в синем свитере и гладит Агату по плечу.
– Прости, малышка, но ты же знаешь: в Худые ворота проходят только один раз.
– Есть еще выход, – вяло говорит Агата. – Не только Худые ворота. Мне надо найти…
– Что? – резко говорит человек в синем свитере и обеими руками разворачивает Агату к себе. – Это кто тебе наговорил?
– Никто, – пугается Агата. – Я…
Человек в синем свитере внимательно вглядывается ей в лицо, держит, не отпускает. Агата закрывает глаза и молчит, чувствуя, что заснет сейчас, прямо сейчас.
– Никогда, слышишь, никогда, девочка, не повторяй больше эту глупость! – говорит человек с надписью «ордерро» на груди. – Я не знаю, где ты это услышала, да только выбрось-ка поскорее это из головы! А теперь вставай и пойдем, давай-давай, потихоньку. Как тебя зовут?
– Агата, – говорит Агата из последних сил.
– Я ордерро Шейсон, – отвечает этот человек. – Ты на ногах-то стоять можешь?
Очень медленно Агата поднимается на ноги, и ордерро Шейсон ведет ее, приобняв, в неказистый домик, сложенный из старых потрескавшихся камней, – в неказистый домик с наличниками из костей муриоша.
совершенно подлинный, ибо он заверен смиренным братом Лэ, дневным чтецом ордена святого Торсона, в угоду Старшему судье. Да узрит святой Торсон наши честные дела.
Агата кашляет и сдергивает с лица треугольную повязку из серого платка, которая только мешает дышать, а от костяной пыли совершенно не помогает. Агате кажется, что эта пыль не просто облепила ей язык и забилась в горло, но даже лежит кучками в ушах, – подойди Агата к зеркалу, наверняка выяснилось бы, что от костяной пыли у нее белые ресницы, да и брови тоже белые. Правда, следует признаться, что результат собственной работы Агате очень нравится: от полировки тусклая и неприглядная вилка стала такой блестящей, а кость муриоша, натертая до блеска, оказывается, выглядит почти прозрачной. Но эта ужасная пыль! При мысли, что ей придется каждый день с утра до вечера полировать ножи, ложки и вилки, которые вырезает из костей муриоша Джина, жена ордерро Шейсона, Агата чуть не воет. А главное, ей пока что совершенно непонятно, как искать книжную лавку: в ответ на ее вопросы Джина только хмыкает, а Инга, дочь ордерро Шейсона и Джины, на два года старше Агаты, уже спала, когда вчера Агата рухнула рядом с ней на тоненький матрас, а когда утром Агата проснулась, Инга уже давно ушла наверх, и ее охотничий рюкзак с веревками и когтистыми перчатками, как и ее маленький арбалет, больше не стояли возле кровати. Конечно, Агате бы ничего не стоило сбежать и отправиться на поиски книжной лавки самой – вот только как? Когда рано-рано утром ордерро Шейсон ушел следить за порядком в своем районе, Джина растолкала Агату и, едва дав умыться из кувшина и вытереться грубым серым полотенцем, послала во двор – развешивать такое же грубое серое белье. Тогда-то Агата запрокинула голову и поняла, что весь Венисальт с его огромными разномастными балконами и террасами – это переплетение шатающихся подвесных мостов, на которые и ступить-то страшно, шатких стремянок и веревочных лесенок, канатов, по которым тут и там быстро карабкаются люди с рюкзаками за спиной и узлами на головах, и больших и малых подъемников с веревками, пропущенными через множество круглых блоков. «Не застревай!» – крикнула из кухни Джина, и растерянная, раздосадованная Агата вернулась в домик, где в печи уже горел черный огонь с зелеными всполохами, а Джина разделывала на большом деревянном столе принесенного Ингой со вчерашней охоты козленка муриоша: глаза козлят, которыми можно разжигать огонь, Джина отполирует, а из костей сделает им рукоятки, а еще столовые приборы, швейные иглы и булавки для волос; сердце, кровь и почки козлят Джина завернет в пропитанную жиром бумагу и все это продаст на рынке. Агате же надо тереть костяные приборы шершавым клубнем серебрянки, пока они не станут гладкими и блестящими, и, кашляя от пыли и задыхаясь, Агата очень-очень старается, потому что у нее есть план.
Дело в том, что Агата углядела кое-что в углу кухни, там, где у Джины стоит маленький, явно кое-как сколоченный ею самою шкафчик с солью, и перцем, и помятыми кастрюлями, и банкой сушеных побегов усильника, взвар из которых Джина пьет с самого утра не переставая:
книжки! Целых две книжки!
Правда, судя по корешкам, никакой пользы от содержания этих книжек Агате явно не будет: одна называется «Совершенно честная книга о том, как готовить лучшие и наиболее дешевые блюда на всю семью», а вторая – «Еще одна совершенно честная книга о том, как готовить лучшие и наиболее дешевые блюда на всю семью». Но вот какая штука: Агата отлично помнит, что на форзаце всех книг слепого Лорио стоял большой и очень красивый оттиск, который Лорио наносил на книги, прижимая резную печать к пропитанной чернилами тряпочке в специальной плоской коробке: на оттиске красовался его кот, сидящий прямо на том месте, где располагалась лавка, – в переулке Трех Влюбленных, около перекрестья стра’ Стеволо и улицы святой Алексы (покровительницы бессонных, фантазеров, печатников, тех, у кого сломаны конечности, вымышленных существ и сердцеедов). Вот чем было клеймо слепого Лорио: маленькой картой, помогающей отыскать его лавку, – и теперь Агата очень надеялась, что и в дурацких бесполезных книгах Джины тоже есть какое-то такое клеймо. Тогда Агата узнает хотя бы название книжной лавки и улицу, где лавка стоит, а дальше…
Дальше надо будет уговорить Джину взять Агату с собой на рынок – ведь Агата такая хорошая помощница, неужели и на рынке ей не найдется дела? Ну а рынок – это сердце города, оттуда уж Агата найдет, как добраться до лавки. От воспоминания о родном ма’Риалле с его страшным гамом, и огромными рыбами, и морским запахом, и о лабиринте крошечных улочек, разбегающихся веером от рынка и таких знакомых Агате по их с Торсоном тайным вылазкам в город, сердце Агаты вдруг пропускает удар. Торсон. Агате нельзя думать о Торсоне. Агате нужно полировать, полировать, полировать клубнем серебрянки вот эту костяную вилку, Агате нужно доказать Джине, что она самая послушная, самая полезная девочка на свете, а еще Агате нужно улучить свободную минутку, одну свободную минутку, и…
