Он приехал к нам на каникулы, а потом, когда мы переехали в Кембридж, приезжал к нам из Колумбии на выходные. Внешне все было как прежде. Но внутри мое чувство вины сплелось с его чувством заброшенности. Я ничего не могла поделать. За все годы не подвернулось удобного случая высказаться по этому поводу. Его дела в колледже шли блестяще. Быстрая смена мест работы по окончании учебы казалась лишь поиском молодого человека своего места в жизни. Его неудача в любви не насторожила меня. Чем раньше познать все это, тем лучше, думала я. Но его переезд в Марокко и беззаботность, с которой он растратил там все деньги, обеспокоили меня.

Но самые большие волнения начались после того, как он вернулся оттуда. Он не стал искать работу и зарабатывал лишь как редактор рекламных буклетов. Когда я заходила к нему в середине дня, я поднимала его с постели. Однажды, когда я вынула какую-то книгу из его книжной полки, оттуда выпало что-то, завернутое в фольгу.

— Это «кайф», — сказал Джоэл, когда я развернула пакет.

— «Кайф»? — слово казалось знакомым, хотя я не припоминала его значения.

— Турки называют это гашишем.

— Гашиш! Значит, вот он какой… — я долго разглядывала его, пока он не выпал из пакета. — Зачем он тебе?

Он пожал плечами, делая вид, что не желает выслушивать дальнейшие расспросы.

— Я привез это из Марокко.

— Ты стал наркоманом? — спросила я, стараясь выдерживать обычный тон.

Но он, я видела это, мне уже не доверял и легко сменил тему, оставив меня с чувством огромного беспокойства.

Мне вспомнилось все это, когда я стояла у окна — его побег, беззаботность… Мне это очень не нравилось. Ожидание перешло в беспокойство. Я поставила стакан на стол и подошла к телефону.

Дети быстро соображают. Слыша, как я набираю номер, Кэрри поняла, куда я звоню.

— Думаешь, он еще дома? Очень маловероятно.

— Может, он просто уснул.

— Прекрасно, — с иронией заявила Кэрри, — пожалуй, я съем кусок хлеба.

— Пожалуй… — неуверенно ответила я. В трубке слышались длинные гудки, и хотя я знала, что будь Джоэл дома, он давно бы подошел, я не торопилась вешать трубку, так как и не предполагала, где еще его искать. Мне пришло в голову, что я до сих пор не знаю его друзей и есть ли они у него вообще. Когда он был в колледже, он делил комнату с кем-то из ребят. Они вроде бы дружили. Но, по-моему, тот парень переехал в Вашингтон. Были какие-то девчонки, но все они повыскакивали замуж. Была еще Шерри — большой погибший роман. Но все это давно-давно прошло. И все же, ведь должен же кто-то быть. Я посмотрела на лежащую на шкафу телефонную книгу и настолько крепко задумалась о прошлом, что чуть не пропустила ответ на мой звонок.

Хотя то, что случилось, было трудно назвать ответом. Не было ни голоса, ни слов, просто телефонную трубку подняли с той стороны, и в ней ничего не было слышно, кроме отдаленных звуков джаза.

— Джоэл! — закричала я. — Это Нора!

В трубке послышалось дыхание, глубокий вздох, а затем какое-то бормотание — как-будто он не мог справиться со своим речевым аппаратом. Наконец низкий, совершенно незнакомый голос повторил:

— Нора…

Я снова окликнула его по имени, хотя и сомневалась, что это был действительно Джоэл: голос был совершенно чужим. Но из трубки слышался лишь холодный и безразличный джаз.

Питер уже стоял рядом со мной, а с лица Кэрри, которая сидела напротив, исчезло выражение упрямой отрешенности. Она снова была хорошей маленькой девочкой, которая, к тому же, начала чего-то опасаться.

— Что-нибудь случилось? — спросила она.

Я положила трубку и попыталась собрать все свое материнское спокойствие. Где-то на задворках сознания мой мозг лихорадочно решал, что же мне предпринять. Можно было позвонить в полицию, но затем я вспомнила тот шарик из фольги. Гашиш — это наркотик. Если они найдут его, Джоэл может пойти под суд.

— Даже не знаю, — сказала я. — У Джоэла была снята трубка. Я, пожалуй, сбегаю к нему. Поужинайте сами.

— Я тоже пойду, — сказал Питер. Кэрри положила руку на его плечо.

Они выглядели храбро и уверенно, стоя вот так, друг подле друга — моя молодая гвардия. Но об этом, конечно, не могло быть и речи. Я не знала, что там обнаружу. Несмотря на их протесты, я быстро надела пальто, напялила зимние сапоги и пошла к двери. Когда я проходила мимо зеркала, то обнаружила, что лицо мое выглядело необычно худым, а глаза слишком большими. На использование какой-либо косметики не оставалось времени, и поэтому я просто завернулась в широкий кружевной шарф.

— Если он заболел, то тебе потребуется доктор, — напомнил Питер.

— Я сначала загляну к нему, и, если что, смогу позвонить вашему отцу.

Я открыла дверь, и холодный ветер заглушил их мольбы. Такси не было, и мне пришлось пройти почти до Парк-Авеню прежде чем удалось остановить машину.

Пока мы ехали, передо мной вставали ужасные картины. Я представляла, что Джоэл пытался покончить жизнь самоубийством, что на него напали грабители, еще что-то более ужасное. Эти нарушения в речевом аппарате, а затем совершенно чужой голос сильно беспокоили меня.

— Вроде приехали, — сказал таксист. — Вы не ошиблись? Вы хотели именно сюда?

Когда мы остановились возле жилища Джоэла, я поняла, что он имел в виду. Перед подъездом, над которым красовалась надпись «Не мусорить» на английском и испанском языках, стояли двое бородатых молодцов в кожаных куртках. Возле побеленной кирпичной стены стояли в ряд мусорные баки. Уличные фонари были разбиты.

— Да, это именно то место, — сказала я таксисту, доставая замерзшими пальцами деньги. Возможно, он подумал, что со мной что-то не в порядке — благополучная на вод домохозяйка в пальто с меховым воротником, растолкав в стороны кожаные куртки, вошла в подъезд дома, расположенного в ужасных трущобах.

Замок на двери подъезда был сломан, поэтому я вошла без звонка и поднялась вверх по потрескавшейся мраморной лестнице, мимо обшарпанных стен с нацарапанными на них гадостями. Джоэл жил на пятом этаже: когда я поднялась и начала стучать в его дверь, я задыхалась.

— Пожалуйста! — закричала я. — Джоэл, открой дверь! Это Нора!

Приложив ухо к двери, я услышала лишь звуки джаза. К моему удивлению дверь