И в то же время сейчас он стоял перед ней — улыбающийся, подтянутый, в безупречно чистой отглаженной униформе. Даже коротко подстриженные волосы лежали ровно, как и полагается в военном лагере, а не топорщились нечесаными патлами.

На лице вошедшего теплилась смущенная мальчишеская улыбка:

— Прошу прощения, полковник… Разрешите войти?

— Входите, капитан, — Скалли отступила на шаг, пропуская человека в кабинет и мучительно соображая, как ей быть дальше.

— Позвольте мне сообщить, как я рад, что вы живы, полковник Скалли, — начал военный, подходя ближе к столу, — Ваша гибель стала бы большим ударом для Проекта и грандиозным успехом Оппозиции. Успехом, ликвидировать последствия которого нам было бы крайне тяжело.

— Спасибо, — слабо улыбнулась Скалли, мучительно ожидая, что же последует дальше. Капитан подошел ближе и изящным движением выдвинул стул, чтобы она могла присесть. Женщина с благодарностью опустилась на него. По крайней мере, теперь комната перестала вертеться вокруг своей оси.

— Я слышал, вам хотят присвоить звание бригадного генерала. Я очень горд, что являюсь вашим ординарцем и секретарем.

— Моим секретарем?

— Да. Секретарем по научным вопросам. Могу я для вас что-нибудь сейчас сделать, полковник Скалли?

— Скажи… скажи, пожалуйста, как долго ты являешься моим ординарцем?

— Два года и семь с половиной месяцев.

— И как ты относишься к такому положению?

— Большей частью я воспринимал его как награду, полковник.

— Насколько хорошо ты меня знаешь?

— Прошу прощения?

Скалли осторожно дотронулась до бинта у себя на голове.

— Мое ранение… Похоже, у меня все-таки обнаружилась частичная амнезия. В памяти то и дело возникают какие-то пробелы и провалы. Заранее приношу извинения за то, что время от времени буду задавать глупые вопросы.

— Не надо извиняться. Я все хорошо понимаю. Рад, что могу помочь вам заполнить эти пробелы, полковник. А что касается того, насколько хорошо я вас знаю, позвольте мне ответить просто — я умру за вас.

Скалли потерла виски, страстно желая, чтобы боль поутихла хоть ненадолго.

— Не думаю, что это понадобится.

Во всяком случае, она надеялась, что это не случится снова.

Вы уверены, что с вами действительно все в порядке? — озабоченно спросил ординарец. — Может быть, вам лучше вернуться в госпиталь?

— Нет, у меня слишком много работы.

— Тогда прошу прощения за нескромность, но осмелюсь посоветовать вам не слишком загружать себя в ближайшие несколько, дней. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы избавить вас от тех проблем, с которыми могу разобраться сам. Думаю, что другие сотрудники Проекта будут со мной солидарны. Кроме того, на эту неделю не планировалось никаких серьезных акций. Думаю, что три или четыре дня армейцы будут заниматься зачисткой последних очагов сопротивления в севернее Стэнфорда, а для нас останутся только дежурные допросы пленных — предполагаю, весьма немногочисленных. С этой рутиной отдел вполне справится и без вашего участия.

— Что ж, неплохая идея. Спасибо вам, капитан. Можете идти. И передайте мои благодарности сотрудникам.

Он направился к двери. Скалли внимательно наблюдала за ним. Она должна была произнести это. Хотя бы попробовать…

— Пендрелл?

Он обернулся — все с той же мальчишеской улыбкой на лице.

— Да, полковник?

— Где я могу найти дежурного консультанта?

— О, вы имеете в виду доктора Молдера?

У Скалли перехватило дыхание. Сердце бешено забилось в груди, комната снова начала вращаться.

— Доктора Молдера? Да. Я хочу видеть доктора Молдера.

— Когда вы будете готовы, я сам вас к нему провожу.

Скалли поднялась со стула, изо всех сил стараясь подавить противную дрожь в коленях.

— Сейчас. Я хочу пройти к нему прямо сейчас.

Пендрелл смущенно окинул ее взглядом:

— Может быть… Наверное, вам лучше будет сначала переодеться, полковник.

Скалли взглянула на свой испачканный кровью френч и улыбнулась.

— Да, вы совершенно правы, капитан. Пожалуйста, подождите меня в коридоре. Минут десять.

Пендрелл кивнул и вышел из кабинета, аккуратно прикрыв за собой дверь.

***

Скалли никак не могла успокоиться и очень надеялась, что смятение чувств не слишком отражается на ее лице. Она сидела в кресле перед пустующим столом главного научного консультанта Базы и думала о том, что произойдет, когда этот человек наконец-то войдет в комнату. Да и ОН ли это будет? И узнает ли он ее?

Почему именно этот человек был для нее так важен? Она спрашивала о нем в лазарете, а теперь даже простое повторение его имени вызывало у нее тревогу и беспокойство. Она почему-то знала, что лишь он сможет помочь в разгадке тайны ее странных воспоминаний. Окажется ключом, способным отпереть эту дверь и наконец-то найти истину.

Или истина сможет найти ее?

Дверь открылась, и высокий темноволосый мужчина вошел в комнату. Взгляд этого человека был прикован к пачке бумаг, которые он держал в руках. Худой, но сильный, с более длинными волосами, чем привыкла она. На человеке тоже была черная с синим форма, но без знаков различия. И выглядела она слегка менее милитаризовано, чем у окружающих. В остальном же человек был точно таким же, каким его помнила Скалли.

Помнила?

И тут он оторвался от бумаг и взглянул на посетительницу. Зелено-карие глаза встретились с голубыми. Скалли почувствовала, что сердце у нее оборвалось и рухнуло куда-то вниз. Человек улыбнулся — широко и несколько смущенно:

— Здравствуйте, полковник. Простите, что заставил вас ждать.

Надежда испарилась как забытый сон. Если бы он ПОМНИЛ — он мог бы помочь ей. Отыскать объяснение этим странным воспоминаниям, провести запутанными коридорами памяти — и вернуться назад. Увы — судя по всему, этот человек тоже не помнил ничего, что осталось за пределами этого мира, ограниченного асфальтом плаца, периметром из колючей проволоки и буро-зелеными джунглями вокруг ограды. Она взглянула ему в глаза — и надежда умерла. Там не промелькнуло и намека на какие-то особые отношения между ними — помимо сугубо деловых.

Скалли откинулась в кресле и украдкой сжала маленький крестик, лежащий в кармане форменных брюк. Тонкая золотая цепочка врезалась в ее пальцы.

— Я слышал о засаде, — сказал Молдер, садясь за стол. — Как ваша голова?

— В целом хорошо. Но немного болит.

— Блевинс дал вам какие-нибудь лекарства от головной боли?

— Да.

— Хорошо. Я слышал, что большинство людей из вашей группы погибли. Как вы к этому относитесь?

— К чему? Что они погибли — или к тому, что мне удалось выжить?

— И то, и другое.

— Честно говоря, я не слишком-то много помню.

А имеющиеся воспоминания весьма отрывочны. Блевинс говорит — посттравматическая амнезия.

— Что же вы помните?

— Дорога,