– Сесть точно нельзя? Я над вами возвышаюсь, вас это не запрягает?

– Такие вещи меня давно не напрягают.

– Как давно вы знаете, что ваша дочь живет у меня?

– Поправочка, Мишенька, жила. С того дня, как моя дочь попалась на глаза своему будущему мужу, – в принципе, это было логично. Камеры в метро Машу и сдали.

– Почему сразу не забрали?

– Потому что это было мне, как ни странно, удобно, выгодно, а самое главное безопасно. Знаешь почему сейчас я еще такой спокойный?

– А вы спокойный? – понимаю ли я, что нарываюсь? Да, безусловно. Но итог все равно будет один, как бы не лебезил. Вот амбал справа уже оказывается почти напротив меня. – Демонстративно раздавили шар, который, между прочим, ваша дочь вешала на елку. Последнюю вы тоже решили сместить в горизонтальное положение, а Маша, между прочим, старалась ее украшать дважды. Вы вообще, я смотрю, не слишком-то считаетесь со своей дочерью. Ну и вдобавок кулак сжимаете каждую секунду. Вы вообще не спок...

Договорить, как и предполагалось, мне не дали. Каюсь, был уверен, что получу удар под дых. Но нет, все-таки морда.

– Ну вот, я же говорил, что не спокойны.

– Нет, Мишенька. Поверь, сейчас я спокоен и то только потому, что наконец-то нашел того, кто пытался перебить всю мою семью, кстати, благодаря Машиному побегу и нашел. Если бы она не сбежала, никто бы уже и не узнал ху из ху. А так, самой главной проблемы больше нет. Честно говоря, я бы тебя не только поблагодарил, но и озолотил, если бы не одно маленькое «но». Где моя дочь?

– Я ей в няньки не нанимался и задачи следить за ней у меня не было. Это была ваша задача, учитывая, что вы были в курсе, где она живет.

– Ладно, задам вопрос по-другому. Что ты такого сделал, что она ушла?

– Я и пальцем не трогал вашу дочь.

– Ты ее и другим местом не должен бы трогать. Догадываешься каким?

– Этим тоже не трогал.

– Да? А каким ты местом ее тронул, что она вдруг решила сбежать?! А она сбежала из-за тебя, это же очевидно.

– Вы обвиняете меня в том, что она сбежала из-за меня? А ваши люди что в это время делали, учитывая, что знали, где она находится?!

– Те, кто ее профукал, уже кормят червей. Ты следующий, Мишка, – и ведь ни одной эмоции на лице. Поди разбери врет или серьезен. – Присядь, чего-то ты меня напрягать стал. Садись, давай, – вновь повторяет Берсеньев, не дождавшись от меня выполнения приказа. – Почему мне кажется, что ты знаешь, куда она могла сбежать? Подумай, Миш. Так иногда бывает. Мысля резко приходит в голову.

– А почему вы вообще решили, что она сбежала, а не просто ушла в свободное плаванье?

– Может, потому что ты тоже ее ищешь, как в жопу ужаленный? Она не могла просто так исчезнуть без чьей-то помощи. Снова. Физически не могла.

– Я ей не помогал, как вы понимаете, – видимо, мозги совсем отшибло, раз я только сейчас вспомнил о записке. Достаю из кармана брюк бумагу и протягиваю Берсеньеву. – Подозреваю, что она набрызгалась своим волшебным порошком и упорхнула. Потому что я не знаю, каким еще образом ей удалось остаться невидимкой.

– Ну я же говорил, из-за тебя. «Спасибо за все. И за это тоже». За что это, а, сучонок? – хороший вопрос, на который я совершенно не знаю ответа. – Ничего не хочешь мне сказать?

– У вашей дочери кровь повкуснее. Сладкая. А моя какая-то не очень вкусная, – демонстративно вытираю губу и пробую на вкус свою первую положительную.

– А ты уже успел попробовать на вкус мою дочь?

– Да. Недавно лизал ее, – усмехаюсь в голос, когда в памяти всплывает эпизод в парке и Машино «Лизнешь у меня». О да, я определенно чем-то от нее заразился. Наверное, я бы и дальше представлял себе эту картинку, если бы не очередной удар, только уже выше губы. Ну, спасибо, что не в глаз.

– Да ты смертник, что ли?

– Я не договорил, Григорий Александрович. Недавно я лизал ее палец. Всего лишь палец. Маша поранилась, когда убирала елочную игрушку и на меня что-то нашло. Увидел ее кровь и захотел попробовать, – самое смешное, что это так и есть. Какое-то неподдающееся логике желание – попробовать ее на вкус.

– И все-таки, ты смертник, Мишаня.

– Да бросьте, вы все равно сделаете, что задумали. Даже если бы я сейчас привел вам Машу за ручку и поставил ее перед вами. Как только она бы отсюда ушла, вы бы все равно меня отхерачили. Если получать пиздюлей, то хоть за что-то, например, за провокацию, а не просто так.

– Не бережешь ты себя, Мишенька. Но так даже интереснее, я хоть не полным злодеем выгляжу, да?

– Определенно. Вы вообще душка.

– Ладно, гони давай мой конверт. Открывал его, кстати?

– Нет. Я чужие письма не открываю. Конверт на прикроватной тумбе в спальне.

– Во дурак… может, там ее местонахождение.

– Вы считаете свою дочь настолько тупой?

– Я считаю мою дочь чрезмерно умной, раз она обдурила далеко не самых тупых людей. Кстати, давно хотел спросить, ты на хрена мне позвонил, а потом пошел в отказ? Зачем такие сложные схемы?

– Ваша дочь обладает силой убеждения. И, кстати, неплохой чуйкой. Она поняла, что я ее сдал. А потом уже сдался я. Жалко ее стало, – спустя мгновение продолжаю я, смотря на то, как Берсеньев раскрывает конверт. – Не каждый оранжерейный цветок прыгает со второго этажа и кидается под машину, чтобы не выходить замуж. Знаете о чем она меня просила неоднократно? – пытаюсь уловить эмоции на его лице, но он даже не смотрит на меня. Быстро сворачивает лист бумаги и переводит на меня взгляд.

– Ладно, потом дочитаю. Судя по всему, она просила тебя стать ее фиктивным мужем, – усмехается в голос.

– Это тоже. Но я не воспринимал это всерьез. Она просила научить ее драться, чтобы можно было отбиваться. Знаете, на самом деле от кого? – молчит, прожигая во мне дыру. – Вы нахера ее подкладываете под кого-то? – и все-таки я и вправду смертник.