По выражению его глаз, мечтательному и игривому, я даже подумала, уж не супер ли поклонник мне попался. А может, Джетро еще никогда не встречал знаменитостей? Как бы там ни было, ему надлежало пошевеливаться, потому что мне требовалось в туалет. Я не желала пúсать за большим деревом с краю усыпанного гравием «кармана», потому что уже пúсала за ним больше часа назад, когда в первый раз наткнулась на этот просвет.

Я уже хотела снова пошутить, но Джетро моргнул, и чары рассеялись. Он коротко кивнул, нагнулся к рулю и открыл багажник. Я повернулась и пошла доставать сумки.

Но Джетро меня опередил: он сунулся в багажник, не успела я толком приподнять крышку, и схватил мои чемодан и сумку.

– Позвольте мне, – сказал он, просияв в мой адрес очередной широкой ухмылкой.

– Зачем это, я в состоянии поднять свой багаж…

– А у нас услуги по спасению в полном объеме, мисс. – Выпрямившись, рейнджер Джетро поставил мой огромный, фунтов восемьдесят весом, чемодан на гравий, а дорожную сумку забросил на плечо. Вместо того чтобы катить чемодан, он поднял его за ручку и понес к пикапу.

Я нахмурилась, глядя вслед его удаляющейся фигуре:

– Рейнджер, там колесики есть!

– Так пусть и дальше будут. На гравии их оторвет в момент, – хмыкнул он.

Я приподняла бровь, сверля взглядом его спину: такая предусмотрительность и предупредительность застали меня врасплох.

Насторожившись, я подошла к заднему сиденью за рюкзачком. Происходящее подозрительно смахивало на эпизод из «Сумеречной зоны»: красавец мужчина, не лишенный мозгов?!

Одно с другим как-то не вязалось.

Разве что он гей. Да, наверное, гей…

По опыту скажу, что большинство красавцев, которые обходительно держатся и хоть немного дружат с головой, голубые. Это мой любимый тип красавцев. Я начала надеяться, что рейнджер Джетро – из этих.

Выпрямившись с рюкзаком в руках, я увидела, что он стоит справа от своего пикапа и выжидательно глядит на меня, придерживая дверцу. Игривая улыбка не сходила с его лица, а взгляд одобрительно проехался по мне вверх-вниз.

Да-а-а, рейнджер Джетро – совсем не гей.

Я дрогнула и замедлила шаг, потому что внутри, ниже ребер, возникло незнакомое легкое трепетание, вроде короткого замирания. Неужели это влечение?

Однако я не исключала и голод или страх быть убитой.

Я пожалела, что у меня не ловит сотовый. Хотя рейнджер и на службе, я с куда более легким сердцем села бы в машину к незнакомцу, если бы могла кого-то предупредить. Или хоть твитнуть символах в ста сорока: «Если меня найдут мертвой, прошу винить красивого рейнджера национального парка, которого зовут как тестя Моисея».

Поравнявшись с Джетро и открытой дверцей пикапа, я заглянула в машину и спросила:

– Значит, тестя Моисея звали Иофором?

– Верно. – Джетро наклонил голову набок и взял рюкзак с моего плеча.

В животе у меня снова затрепетало, и я сглотнула, борясь с этим ощущением.

– А почему я этого не знала?

Его взгляд скользнул по моим волосам, спадающим за плечи.

– Должно быть, пропустили рассылку уведомлений.

Глубоко вздохнув для храбрости, я залезла в кабину.

– Вы еще скажите, что дядю Моисея звали Дарнел или Клет!

– Не угадали. Его дядей звали Ицхар, Хеврон и Узиэль. – Положив рюкзак у меня в ногах, Джетро захлопнул дверцу.

Я смотрела, как он неспешно обходит капот, положив руки на ремень, перехватывающий его тонкую талию. Мне нравился этот ремень с подвесными футлярчиками: с ним рейнджер Джетро выглядел еще более дельным. К тому же у него была красивая походка. Маньяки так не ходят.

Открыв дверцу со стороны водителя, Джетро продолжал:

– А мать Моисея приходилась еще и теткой его отцу. Ремень.

Я уставилась на его профиль:

– Это ее так звали – Ремень?

– Нет, – засмеялся Джетро. Зеленовато-карие глаза искрились весельем, и он глядел на меня с таким выражением, будто это я красавица и прелесть. – Пристегните ремень, мисс.

Я подчинилась, обдумывая фразу про мать Моисея и не позволяя себе смущаться от такого деловитого и ободряющего внимания.

– То есть отец Моисея женился на собственной тетке?

– Совершенно верно, – кивнул рейнджер Джетро, заведя мотор и взглянув в зеркало заднего вида. – Ее звали Иохаведа, а ее племянник Амрам приходится Моисею отцом.

Я открыла рот, закрыла, потом он снова открылся, и оттуда вылетело:

– Но ведь это делает мать Моисея его же двоюродной бабушкой?

– Причем его дед приходился ему еще и дядей, а отец – заодно и двоюродным братом.

Джетро развернулся в противоположном направлении – я оттуда приехала, – и путешествие началось.

– Хм… – Я так задумалась над услышанным, что не подумала над сказанным: – Ну, значит, они жили по пословице.

– По какой?

– Если не умеешь держать штаны застегнутыми, старайся, чтобы об этом знали только в семье.

У рейнджера глаза полезли из орбит, и он поперхнулся от удивления, смущенно взглянув на меня.

Бедный красавчик Джетро – казалось, он не знал, смеяться или вскрикнуть от ужаса. Я травмировала его деликатные мужские чувства.

Кашляя, он выдавил через силу:

– Не слыхал такой пословицы.

– Правда? А мне казалось, что в глуши Аппалачей…

Ох, черт возьми…

– Я это вслух брякнула? – простонала я, зажмурившись.

– Безусловно вслух, мисс.

Рейнджер Джетро уже хохотал – здоровым безудержным смехом, очень приятным на слух.

– Понимаете, мне пришло в голову, что вы тут, гм… – Я снова побагровела, на этот раз не от кардионагрузки при расправе с бумажной картой. Но то, что рейнджер смеялся, отчасти облегчило мое унижение.

Меня действительно не заботит, надо мной люди смеются или вместе со мной. Мне важен сам смех.

– Что – мы тут? – переспросил он с замечательным бархатисто прозвучавшим смешком.

Я по-прежнему ощущала неловкость, потому что сказанное выдавало весьма узкое и специфическое направление моих мыслей.

– Ну и ну… Что-то не то у меня вышло, какая-то перевранная фраза.

– Не будьте чересчур строги к себе, вы красноречивый оратор с прекрасной дикцией, – поддразнил он.

Стоп, он только что сказал «красноречивый»?!

Вместо просившегося на язык «Не слишком ли книжное слово для такого красавца?» я сказала:

– Простите меня, я не соображаю, что несу. Примите мои глубочайшие извинения. Я много часов провела за рулем и ничего не ела с… уже не знаю сколько. Сейчас если даже спросить, как меня зовут, я не отвечу. Или где я еду, тоже.