дело было в том, что моя своенравная сила просто отказывалась участвовать в том, что с ее точки зрения (как бы дико это ни звучало) являлось пустой тратой времени. Целительство было мне недоступно, так как являло собой более развитый вариант регенерации. А регенерация может быть лишь врожденной. Например, Ян мог бы в перспективе стать неплохим целителем, но не захотел обучаться сразу в двух группах и выбрал боевое направление. Отправлять меня к стихийникам также было нельзя. Все они имели сильнейшую связь с одним (или несколькими) из четырех элементов. Буквально чувствовали их, понимали и, как следствие, могли договариваться – управлять. Заклинания «родной» стихии выходили у них абсолютно просто и естественно. Так, будто они уже раньше знали их, а сейчас просто вспомнили. Я так не могла. Иногда мне поддавалась огненная магия. Еще реже – воздушная. Чары земли и воды вообще стали непреодолимой преградой. Вот так и получилось, что незначительная склонность к огненной стихии (а, как известно, две трети магии огня используются для атакующих заклинаний), обширные знания (теорию я сдавала на отлично всегда и по всем предметам), а также недюжинная физическая подготовка (благодаря несравненной госпоже Рикен, разумеется) послужили увесистыми аргументами для зачисленияменя к магам-воинам. С той только поправкой, что практические занятия у меня по-прежнему были строго индивидуальными. Ян пыхтел и плевался с месяц. Но альтернативой могло стать мое полное исключение, поэтому смириться ему пришлось. По крайней мере, внешне недовольства он больше не проявлял. Я старалась помалкивать, сохраняя относительное спокойствие, хотя отлично его понимала. Представить саму себя гоняющей в ночи упырей по кладбищам удавалось смутно. Еще хуже я могла представить себя участвующей в сражении двух армий, а боевых магов зачастую добровольно-принудительно вербовали в специальные отряды, долженствующие крепко напугать вражеское войско, если вдруг таковое обнаружится. Перспективы, конечно, не из приятных. Но, по большому счету, сейчас волноваться было совершенно не о чем. Впереди меня ожидало еще пять лет обучения. А до окончания Академии никому я не нужна. Ни упырям в качестве закуски, ни полководцам на поле брани.

Кстати, Лайн угодила сразу в две группы: к травникам и пифиям. Благо, у прорицателей лекции начинались только после обеда. «Ибо третье око утром мутновато и не зрит в грядущее», – шутила полуэльфка. Так что из аудиторий она выползала лишь под вечер и явных признаков жизни не подавала. Да еще и каникулы у них были срезаны на целый месяц! То есть, пока я буду в удовольствие отсыпаться, пифия все еще будет недосыпать и недоедать, готовясь к экзаменам. Конечно, она запросто могла бы сначала выучиться на пифию, а сразу после этого – на травницу (или наоборот), правила Академии такое допускали во избежание сильнейшего переутомления и нервных срывов у магов-недоучек. Но всякий раз, как я об этом заговаривала, Лайн довольно резко давала понять, что провести всю молодость в застенках мечтают только умалишенные. А то, что можно проучиться все четырнадцать лет вместо положенных семи, снится ей по ночам в кошмарах и вводит в состояние глубочайшей депрессии. В конце концов я решила больше страждущую полуэльфку не донимать, тем более к ней подселили гномшу-первокурсницу. Или полугномшу, так как выглядела она вполне сносно. И вообще больше походила на обычную девушку, разве что ростом доходила примерно мне до пояса да была немного широковата в кости. Видимо, управляющий общежитием решил, что полуэльфка и полугномша смогут найти точки соприкосновения и ужиться на одной территории.

А началось все с того, что за несколько недель до того, как я надумала-таки окончательно (то есть с официальным выселением и всеми пожитками) съезжать в комнату господина наставника. Именно тогда Лайн совершенно случайно эту самую полугномшу спасла от весьма неприятных последствий общения с другими первокурсниками. Как я уже говорила ранее, абсолютно все первогодки взрывоопасны. Магия им не подчиняется ни на грамм и фонтанирует во все стороны даже от незначительных всплесков эмоций. А на первом курсе эмоции зашкаливают даже у более взрослых новичков. Что уж говорить о маленьких самородках? В общем, пифия как раз проталкивалась сквозь толпу галдящих адептов в учебном корпусе, как вдруг краем глаза заметила, что в ее сторону несется вихрь острых ледяных осколков. В принципе, ничего нового или удивительного – просто кто-то не совладал с даром. За прошлый год весь наш поток научился более-менее уворачиваться или защищаться от подобных проявлений. А нерасторопных адептов ставили на ноги в целительском корпусе буквально за несколько минут. Поэтому Лайн, недолго думая, ретировалась в ближайшую аудиторию, по счастью оказавшуюся пустой, попутно втащив за собой растерявшуюся первогодку. Тогда пифия не знала, кого именно спасла… на свою голову. На первый взгляд полугномша и впрямь походила на пухленькую девочку лет восьми-девяти. Но при ближайшем рассмотрении характерные черты гномьей расы все-таки бросались в глаза. Лайн поглядела-поглядела, зло сплюнула, сообразив, что к чему, и, решительно хлопнув дверью, вымелась обратно в коридор, предварительно убедившись, что вихрь прошел стороной. А потом весь вечер жаловалась мне на горькую судьбину, подсунувшую ей «кота в мешке». Я хихикала в кулачок, не забывая при этом сочувственно поддакивать. На самом деле, вражда между гномами и эльфами вошла в легенды уже практически у всех остальных рас. Ненависть друг к другу маленькие эльфята и гномики впитывают буквально с молоком матери. Самое смешное в том, что уже никто и не помнит, с чего там у них все началось. Одна из легенд, наиболее правдоподобная, заключается в том, что гномы выковали для эльфийского правителя некую вещицу. Какую – нигде не упоминается. Но, скорее всего, что-то из оружия, ведь гномы всегда считались лучшими оружейными мастерами. Выковать-то выковали. В дар преподнесли, засвидетельствовав тем самым свое безграничное уважение, эльфийское самолюбие потешили… Но спустя столетий пять-шесть передумали. И так прямо эльфам и заявили: за вещицу из казны не уплочено, а значит, надо бы ее возвернуть на родину. Эльфы со всем своим достоинством попытались протестовать, и вполне справедливо. Но не зря в народе говорят – против гнома нет приема. Эти пройдохи, несмотря на внешнюю простоватость, своего не упустят. На все возражения и протесты они вновь с непроницаемыми физиономиями дали понять, что уважение правившему несколько сотен лет назад роду выказано, а нынешний правитель, мол, еще слишком зелен и соплив и такой чести вряд ли достоин. Так что или надо бы составить договор купли-продажи и оплатить изготовление известной вещицы как положено, или вернуть ее «пострадавшей от эльфийского произвола» стороне. Тут уж терпеливые эльфы не выдержали. Не став размениваться на пустую перебранку через послов, они просто взяли да пошли на гномов войной всем своим остроухим воинством. Толком назуботычить обнаглевшим соседям им, правда, не удалось. Те просто замуровались в своих неприступных горах и переждали осаду. А так как гномы и без того редко покидают свои убежища, то от обычных будней осадное положение вряд ли сильно отличалось. Эльфы злобно ругались у подножия неприступных гор несколько недель к ряду, но сделать ничего не могли. Смекнув наконец, что таким образом можно развлекаться не год и не два, так как гномы – известные аскеты и могут прожить на сухом пайке очень долго (а запасов у них всегда более чем достаточно), эльфы осаду сняли. Но, прежде чем сняться с места, послали добрым соседям магического вестника, сообщавшего о том, что ту самую вещицу, из-за которой весь сыр-бор и произошел, гномы получат, только победив в честной битве. Гномы на честную битву так и не явились, но и по сей день продолжают настаивать на том, что эльфы – гнусные воры, которые не отдают безвинным работягам то, что им положено по праву. А разобраться, наконец, на правых и виноватых у правителей не доходят руки.

В общем, нахихикалась я в тот вечер на славу. Но кто же знал, что на этом история не кончится! Следующим же утром мы обнаружили полугномшу у дверей нашей комнаты, когда направлялись на лекции. С непроницаемым лицом она сообщила Лайн, что зовут ее Рикнака Бумпаркви и теперь она будет везде сопровождать уважаемую госпожу Фаррел до тех самых пор, пока ей, Рикнаке, не представится возможность спасти от смерти или тяжелых увечий благородную пифию. Я, в замешательстве от осведомленности малявки,