этого нельзя делать. Разобрать, чей это голос, не мог. Показалось, что говорит не человек, а какая-то неведомая сила: может, снег, а может, лёд или мороз. Звук глухой, жестяной, не этого мира. По спине побежали мурашки. Он приказал себе не трусить. Сорвавшимся голосом ответил, как следовало:

– Ищущий.

– Чего ты ищешь?

– Силу.

– Зачем тебе сила?

– Чтобы служить справедливости, – произнёс он заученный текст. Хотя желал нечто совсем иное, и оно было его маленькой тайной.

– На что ты готов ради справедливости?

– Я готов на всё.

– Ты готов подчиняться?

– Исполню любой приказ.

– Ты готов отказаться от своей воли?

– Моя воля принадлежит братству.

– Ты готов отказаться от своих желаний?

– Моё желание – стать частью братства.

– На что ты готов ради братства?

– На всё, что будет приказано.

– Если ты раскроешь тайны братства?

– Я готов умереть.

– Если изменишь долгу братства?

– Я готов умереть.

– Если назовёшь священное имя братства?

– Умру, но не назову.

– Ты принимаешь покорность?

– Я принимаю! – ответил господин со всей искренностью.

Церемония казалась немного старомодной, в духе масонов. Он промёрз, но мелкое неудобство стоило того. Впереди открывались большие возможности.

– Опустись на колено, рыцарь, – последовал приказ.

Господин подчинился. Коленка узнала твёрдый холод льда, от которого не спасли тёплые брюки.

– Чтобы стать членом братства, рыцарь должен пройти послушание.

– Я готов!

Щеки коснулось что-то холодное.

– Ты дал обет верности.

– Я исполню всё, что потребует братство.

– Наши послания должны становиться пеплом после прочтения. Сразу.

– Будет исполнено.

– Рыцарь, ты у порога братства. Тебе предстоят три шага, чтобы стать нашим братом. Ты готов?

– Всегда готов! – заявил он, чтобы поскорее закончить: колено окончательно промёрзло.

– Ты начал свой путь…

Что-то стукнуло его по плечам. Голос исчез.

Помедлив, господин поднялся с колена, повертел головой и снял повязку. Кубик льда с огоньком исчез. Вокруг царила тьма в белёсых пятнах снега. Вдалеке виднелись редкие фонари Большой Садовой улицы. Он был один посреди ночного сада. Тянулись корявые лапы кустов, метались шорохи, поскрипывал снег, будто кто-то невидимый пробирался сугробами.

Господин потрогал щёку. На пальцах осталась капелька крови.

– Надо же, – прошептал он, промокнул чистым платком и брезгливо вытер пальцы. Ранка пустяковая, крохотная точка. Маленькая жертва ради того, что можно получить. Ах да, ещё три шага предстоят. В сущности, тоже ерунда. Жаль, никому нельзя рассказать, что теперь он – рыцарь братства. И ведь какое представление выдержал. Не оплошал, верно заучил и отвечал. Каков молодец…

Отвлекаясь приятными мыслями, чтобы не слишком трусить, господин метнулся тенью к воротам и калитке.

3

6 января 1899 года, среда

Небывалое зрелище собрало толпу зевак у решётки Юсупова сада. Народ стоял плотно, не протолкнуться. Опоздавшие подпрыгивали, вставали на носочки, тянули шеи, стараясь рассмотреть хоть что-то за стеной спин, жалуясь и требуя пропустить. Никто и не думал поделиться местечком.

Было на что поглазеть. Над замёрзшим прудом парили гирлянды разноцветных лампочек: зелёных, красных, синих, белых. Иллюминация сказочным кружевом украсила большую веранду павильона, что спускалась уступом широких ступеней к самому льду. Цветными фонариками горела резная арка, украшенная крылатым коньком. Даже ёлка размером с дом, раскинув мохнатые лапы, подмигивала яркими огоньками. Словно на неё слетели ясные звёздочки с чистого ночного неба.

На отдельном помосте, драпированном алой тканью и огороженном тяжёлым шёлковым шнуром, играл военный духовой оркестр. Под звуки вальса кружились на коньках дамы и господа, которым выпало счастье попасть в сказку наяву.

Оказаться этим вечером в Юсуповом саду мечтали многие. Довелось избранным. Весь город знал, что в последний день рождественских праздников Санкт-Петербургское общество любителей бега на коньках устраивает ёлку на льду своего катка в Юсуповом саду. Знал и люто завидовал. Попасть на бал имели право только члены Общества, которые заплатили годовые взносы, принимали посильное участие во всех спортивных состязаниях сезона и ничем себя не запятнали, по мнению правления Общества. В первую очередь – бедностью. Счастливцам достались пригласительные билеты. Бродил слух, что отказали двум министрам и одному великому князю. Ну уж это точно выдумка. Всем известно, что Обществу была оказана высокая честь: великая княгиня Ксения любила кататься на льду Юсупова пруда, предпочитая его катку царской фамилии в Аничковом дворце и катку высшей знати в Таврическом саду.

Жителям столицы оставалось кусать локти, распускать сплетни и ждать завтрашнего выпуска «Листка», в котором будет расписано во всех подробностях, чего они лишились. Зато попавшие на бал наслаждались тихой морозной погодой, электрическим освещением, музыкой и скольжением по льду мимо островков, берега которых украшали стены и башенки снежных замков.

Под ёлкой топтался мужичок в белом армяке, белых варежках и белой шапке. С подбородка свисала жиденькая, но длинная бородёнка. Он сжимал палку, украшенную обрывками фольги и восьмиконечной звездой. Катавшимся отдавал поклон и махал рукой, словно провожая в дальний путь. Не все узнавали персонажа, в которого был одет старший садовник Егорыч.

Это был Дед Мороз. Председателю правления общества пришла в голову светлая идея: порадовать гостей персонажем, о котором мало кто слышал, если не читал русские сказки. А кто читал, мог бы пояснить, что персонаж этот злобный, мрачный и колючий, как мороз зимой. По чести говоря, делать ему на рождественской ёлке нечего. К счастью, про Снегурочку, дочь Деда Мороза, холодную красавицу, которая не умеет любить, знали лишь парочка учёных, изучавших славянский фольклор, и любители русской оперы [5]. Таких отчаянных оригиналов в Обществе не нашлось.

Дед Мороз вёл себя дружелюбно, старательно держался на коньках, изредка делая попытку свалиться.

Мужчины катались, демонстрируя мастерство, насколько хватало смелости не столкнуться лбами. Дамы – в паре с кавалерами, опираясь на их руку и стараясь казаться неловкими. Лишь одна барышня каталась исключительно умело, не размахивая ручками, как крылышками, а спрятав их в тёплую муфту. Из толпы за ней следил восторженный взгляд. Владелец этого взгляда был не слишком высок и крепок телом, ему приходилось вставать на цыпочки, чтобы не потерять из виду объект интереса. Интереса столь горячего, что ни лампочки, ни прочие чудеса он не замечал. До всяких взглядов из толпы барышне не было дела.

Время летело незаметно, как бывает в минуты скоротечного счастья. Прошло два часа от начала праздника, трубачи отморозили губы, ротмистр-дирижёр утомился махать палочкой. Был объявлен перерыв, чтобы приготовиться к главному событию вечера.

На деревянной веранде, с которой конькобежцы сходят на лёд, стояла пара господ, как капитаны на капитанском мостике крейсера. У них были отличные коньки, привинченные к ботинкам. К статному господину в распахнутом пальто на бобровом меху подбежал артельщик Серафимович, спросил, когда прикажут начинать. На что получил