Я, да. Весьма неуклюже полез, надо сказать.

Курсанты загудели.

БМВ лихо вошел в поворот, и сразу после этого микроавтобус выбросил из-под капота ошметки металла и протаранил двери рок-паба. Комната взорвалась криками.

— Разумеется, об этом не напишут в газетах и не покажут по телевидению, но ее высочество спасли совсем не те, кто получает жалованье за государственную службу! Никто даже не назовет вам имен этих неизвестных героев. — Блогер сделал театральную паузу и чуть ли не шепотом закончил: — Не назвали бы, если бы не ваш покорный слуга!

Картинка замерла, а через секунду на экране появились увеличенные стоп-кадры с видео. Я и Камбулат.

— Неизвестными героями оказались курсанты Морского корпуса…

— Десантное отделение — на поверку ста-а-ановись! — раскатился голос дежурного мичмана.

Кто-то дернулся за пультом от телевизора, но было уже поздно.

— Так! Это что за непотребство тут происходит?

В общий зал быстрым шагом ворвался Грач. А за ним, уже куда медленнее и степенней — его сиятельство Георгий Андреевич Разумовский.

Ну все, приплыли. Это залет…

— Кто это включил? Кто, я вас спрашиваю? — брызжа слюной и едва не срываясь на визг, кричал Грач, тыча пальцем в экран.

Десантура, вытянувшись по стойке «смирно», ожидаемо молчала. Сдавать своих — последнее дело. Да и в любом случае страдать придется всем. Так что…

— Отделение завтра встает на час раньше и проводит внеплановое занятие по физкультуре, — негромко проговорил Разумовский, шагая вдоль разномастной шеренги. — Ответственный — мичман Шувалов. И если узнаю, что кто-то отлынивал — никаких увольнительных до весны, всем. Это понятно?

— Так точно, вашбродь! — дружно гаркнули курсанты.

— Хорошо. После занятия Камбулатов, Острогорский, Корф и Поплавский — ко мне. Форма одежды — парадная.

— Награждать будут… — громко прошептал кто-то в строю.

— Награждать, ага… За то, что полгорода разнесли⁈ — громыхнул Разумовский. И только потом, пригладив пальцами усы, продолжил уже вполголоса. — Награждать, награждать. Отличились… орлы.

Формально все это звучало чуть ли не поощрением, однако мне показалось, что вместо «орлов» Разумовский хотел сказать что-то совсем другое.

— Вольно!

Я расслабился, но, как выяснилось преждевременно: старик лично пожаловал к нам в логово совсем не для того, чтобы застукать отделение за просмотром какого-то там оппозиционного блогера.

— Довожу до вашего сведения, что в связи с недавними событиями с завтрашнего дня Корпус, как и все прочие военные училища, переводят на казарменное положение. Я, если честно, ожидал этого распоряжения гораздо раньше, но оно последовало только сейчас. Все увольнения на ближайший месяц отменяются. И не приведи Господь кого-то поймают за оградой в самовольной отлучке! — Разумовский возвысил голос. — Парой нарядов не отделаетесь. Так что если не хотите проходить службу на сухогрузе, даже думать забудьте о ваших тайных тропах. Это ясно?

— Так точно, вашбродь!

В этот раз ответ вышел не очень-то стройным, и в нем отчетливо сквозило уныние. Лишение возможности побывать в городе не на шутку расстроило десантное отделение. У многих за дверями Корпуса остались друзья, дамы сердца, да и вообще… Перечень вечерних развлечений курсантов в одно мгновение сузился до компьютерных сшибок команда на команду.

А чтобы представить, как станут развлекаться старшекурсники, обладать особенно богатым воображением было не нужно.

Первокурсники принялись тоскливо переглядываться. Разумеется, каждый из них чтил славные флотские традиции, но вероятность беготни по ночам и прочих казарменных игрищ со столетней историей возрастала буквально до небес.

Эх, ребята, мне бы ваши проблемы…

— Кроме того, некоторых из вас могут привлекать для помощи полиции и особой гардемаринской роте, — Разумовский улыбнулся, услышав гул одобрения, и поспешил осадить размечтавшихся курсантов. — Некоторых, я сказал! И только особо отличившихся в обязательных дисциплинах и сдавших нормативы на «отлично». Так что — налечь на учебу, господа курсанты.

— Есть налечь на учебу! — гаркнули несколько десятков глоток.

Не стоило сомневаться: в ближайшие дни десантное отделение ждет небывалый подъем успеваемости. Мало того, что работа с полицейскими, и, чем черт не шутит, может, даже с самими гардемаринами, гораздо интереснее унылого сидения в располаге, так это еще и вполне легальный способ побывать в городе.

В общем, грядет великая битва за оценки. Я почти физически почувствовал, как уже нависший над расположением призрак побудок и балагана целые ночи напролет заворчал и отодвинулся.

Умный мужик, Разумовский, не отнять. Не удивлюсь, если он сразу просчитал последствия перехода на казарменное положение. И возможную работу с силовиками просто придумал, чтобы господа курсанты не расслаблялись. Давно известно: чем больше у матроса свободного времени, тем с большей вероятностью он использует его для того, чтобы сотворить какую-то дичь. А значит — матроса нужно занять.

Желательно так, чтобы этого самого времени у него не осталось совсем.

— И чтобы вот этого, — Разумовский ткнул пальцем в экран, на котором так и висели наши с Камбулатом перекошенные рожи, застывшие на паузе, — я больше не видел. Это всем ясно?

— Так точно, вашбродь! — в очередной раз прогремел хор.

— Ну вот и хорошо. Успешной учебы, господа курсанты.

Разумовский развернулся и пошел к выходу. Грач окинул строй презрительно-злобным взглядом и засеменил следом за начальником. А я тяжело вздохнул, еще раз посмотрел на экран телевизора и переглянулся с Камбулатом.

М-да. А ведь собирался не высовываться… Вот и не высунулся, да… На весь этот ваш интернет.

Глава 2

За десять лет Зимний изменился. Конечно же, не архитектурно или в плане внутреннего убранства — вряд ли даже самому безумному новатору хватило бы отваги и наглости коверкать интерьеры с чуть ли не трехсотлетней историей. Но когда я был здесь в последний раз, обстановка казалась…

Пожалуй, поприятнее. Теплее и уж точно спокойнее, хотя времена — впрочем, как и всегда — не давали скучать ни придворным, ни спецслужбам, ни уж тем более мне самому. Однако тогда внутри хватало народу и какой-то подвижно-живой суеты. А сейчас дворец казался чуть ли не вымершим: за весь путь по лестницам, залам и галереям мы встретили от силы человек двадцать — немыслимо мало даже для десяти утра.

Я обратил внимание, что придворный — рослый мужчина лет тридцати в темно-зеленом мундире камер-юнкера — повел нас через западное крыло. «Парадным» маршрутом, хоть он был и не самым коротким. Видимо, в целях обеспечения безопасности, чтобы мы