Философ встряхивает головой, чтобы избавиться от наваждения. На самом деле ничего общего с морозными узорами у этой паутины нет, потому что она не застилает плоскую поверхность, а образует объемную фигуру — половинку параболоида. Впечатление праздника, которое создают эти узоры, сияя алмазными переливами, ложное. Точнее — лживое. Философ поднимает алюминиевую штангу, подобранную им еще у ограды и использованную для прощупывания дна на заболоченном участке, и стучит ею по одной из нитей. Подсознательно он ждет, что нить — вернее — толстенный жгут — отзовется хрустальным звоном, но раздается лишь смачное пошлепывание, словно штанга соприкасается с резиновым тросом.

Тельма тем временем осматривает купол сверху донизу и Философ поневоле следит за ее взглядом. На самом верху вся эта хитросплетенная конструкция источается, оставляя довольно вместительную дыру и над ней-то и раздается зловещее гудение и мерцает свет. Однако внимание девушки привлекает отнюдь не отверстие, а что-то, что располагается ниже. Она толкает своего спутника в плечо и показывает лучом фонарика на ряды утолщений, гроздьями свисающих с пологих стенок купола примерно на высоте двух десятков метров, если считать от самой нижней точки — то есть — арены амфитеатра.

Вглядевшись, Философ замечает, что эти, сотканные из паутины мешки, полупрозрачны, а внутри них просматриваются какие-то смутные силуэты. Нехорошее предчувствие сжимает сердце человека прожившего так долго и повидавшего столько, что хватило бы на полное собрание сочинений. Он отбирает у Тельмы фонарик и начинает карабкаться вверх по гигантской нижней ступени. Это не так-то легко сделать, потому что между ярусами нет никакого прохода. Для того, чтобы подняться, нужно вытянуться во весь рост, ухватиться пальцами за край ступени и, скребя мысками сапог по бетону, подтянуться хотя бы настолько, чтобы зацепиться локтями и втянуть свое не слишком легкое тело на следующий ярус. Философ понимает, что проще махнуть рукой на эти утолщения, которые напоминают мужские тестикулы, но он себе никогда не простит, если не рассмотрит, что там в них такое просвечивает?

— Помоги мне! — кричит снизу девушка, когда он втягивает себя на первую ступень.

Философ вынужден лечь на сырой бетон, вытянуть руку, ухватить Тельму за холодные скользкие пальцы и вытащить ее наверх. Когда она оказывается рядом, он решает, что проще будет подсаживать спутницу, чем каждый раз тащить ее за руку. До нижнего ряда «тестикул» остается еще три уровня. Когда девушка оказывается наверху, она изо всех сил пытается помочь мужчине вскарабкаться следом. Философу хотя и стыдно, но он испытывает облегчение от того, что Тельма пусть чуть-чуть, но берет часть нагрузки на себя. Так подсаживая и подтягивая друг дружку, они, наконец, оказываются под теми самыми утолщениями, к которым так стремились. Переведя дух, девушка снова включает фонарик и озаряет ближайший мешок.

— Не-ет! — раздается ее истошный вопль. — Не верю-ю!

Глава 2

Тельма начинает биться в истерике. Философ хватает, ее прижимает к себе, а сам всматривается в полупрозрачную оболочку ближайшего кокона. Теперь он видит, что «тестикулы» — это коконы с личинками инсектоморфов. Однако испуг девушки вызван не этим. А тем, что в них явно просматриваются человеческие силуэты. Точнее — младенческие. Мужчине они тоже мерещатся, но он быстро берет себя в руки, заставляя все пристальнее вглядываться в застывшие «лица» и скрюченные конечности. Он ведь знает, как легко люди-осы умеют обманывать зрение.

— Нет, — говорит он Тельме. — Ты ошибаешься! Это не люди. Всего лишь — личинки инсектоморфов. Они даже больше похожи человеческих детенышей, чем взрослые особи на взрослых людей.

— Зачем им это надо? — успокаиваясь, бормочет девушка.

— Многие тысячи лет они живут в тени нашей расы, им как-то нужно выживать. Мимикрия — далеко не самый худший способ.

— А дети? Детей-то они зачем похитили?

— Вряд ли это похищение. Скорее — познавательная экскурсия.

— Как ты можешь рассуждать об этом⁈ Да еще так спокойно! Там же твоя дочь!

— Успокойся, тебе говорят! — рявкает Философ. — Сама посуди! Если бы здесь было опасно, кто бы нас с тобой подпустил к этому гнездовью? Слышь, как гудит? Это над нами кружат Жнецы. Не доверяй люди-осы нам, нас бы уже в клочья порвали.

— Все равно — давай уйдем отсюда! — требует Тельма. — Детей только заберем и уйдем.

— Меня устраивает эта программа, — бурчит ее спутник. — И чем скорее мы доберемся до выпивки, тем лучше.

И они начинают спускаться, только в обратном порядке. Теперь Философ спрыгивает со ступени и только потом принимает легкое тело своей спутницы. Оказавшись на арене они бегом бросаются к узкому штреку, через который попали в этот странный амфитеатр. Однако не успевают мужчина и женщина сделать и двух десятков шагов, как путь им преграждает инсектоморф. Отверстие выхода, по сравнению с остальным тоннелем, кажется чуть более светлым и на его фоне отчетливо проступает изогнутое тулово человека-осы.

— Мы пришли только за детьми, — говорит, обращаясь к нему Философ. — Мы не тронули вашу кладку!

Инсектоморф молчит. Точнее — он издает какие-то звуки, но люди их не понимают. Звуки становятся все громче. И хотя в кромешной тьме этого не видно, ясно, что человек-оса приближается. Философ заслоняет собой девушку и они начинают пятиться обратно к амфитеатру. Вдруг где-то позади инсектоморфа раздается выстрел. Вспышка на мгновение озаряет жерло тоннеля. Они видят как Жнеца буквально разрывает напополам. Лицо Философа обдает чем-то липким и он отчаянно матерится.

— Это ты, Граф? — слышится голос Болотникова-старшего.

— Это мы, с Тельмой! — откликается Философ, вытирая физиономию носовым платком и отшвыривая его. — Зачем стрелял?

— Пришлось раздавить жучка, — бурчит официант. — Я вас ищу. Игорек сказал, что вы сюда пошли. Я сунулся, а тут эта пчелка…

— Игорек? — переспрашивает Философ. — Значит, ты нашел сына!..

— И дочку твою — тоже, — бормочет Михаил. — Не боись, с ними все в порядке… Это я страху натерпелся, покуда шастал здесь.

— Зачем же ты тогда пристрелил инсектоморфа?

— Я ведь официант! Ты забыл? С тараканами и мухами у меня всегда разговор короткий… Топайте за мною! Я нашел, как выйти наружу, не залезая в болото по уши.

Перебравшись через хрустящие останки человека-осы, Философ и Тельма бегут за Болотниковым-старшим. Сразу за штреком, тот сворачивает к громадному корпусу, в широко открытых воротах которого их встречают две детские