Шрифт:
Закладка:
Суворов то и дело тяготился миссией в Польше, иногда его с особой силой тянуло к войскам Румянцева на Дунай. Время от времени наплывали приступы разочарования, характерные для суворовского темперамента. Однако именно в Польском походе проявилось искусство Суворова-командира, который воспитывал свои войска для быстрых побед с минимальными потерями.
Спервоначала в Польшу направили армию генерал-поручика Ивана Нуммерса. Основные русские войска сражались на Дунае против турок, а ударной силой в корпусе Нуммерса стала бригада Суворова, объединившая несгибаемых суздальцев, а также Смоленский и нижегородский пехотные полки. Во время важных операций бригаду Суворова усиливали небольшие кавалерийские и казачьи отряды. Бригада быстрым маршем прошла до Варшавы. Суворову удалось в этом походе сберечь личный состав и вникнуть в польскую специфику. Успехи прыткого бригадира сразу привлекли внимание. Ужас на конфедератов наводили быстрые переходы. На территории Речи Посполитой Суворов особенно строго боролся с мародёрством, опасаясь выступлений польского крестьянства против русской армии.
Перед Суворовым поставили задачу: обосноваться в Бресте и уничтожить крупное военное соединение конфедератов под командованием братьев Пулавских – сыновей Иосифа Пулавского, одного из лидеров Барской конфедерации. Король Станислав Август Понятовский писал о старшем Пулавском: «Среди негодяев, приложивших руку к несчастиям нашей родины, был некто Пулавский, староста Варки. Адвокат, находившийся на службе у Чарторыйских. Презираемый Чарторыйскими, Пулавский продолжал служить их противникам… После ареста четверых депутатов Сейма Пулавский возомнил себя особой, упрёки которой могут подействовать в этом деле на Репнина, и, оказавшись с князем наедине, заговорил с ним в таком тоне, что в ответ получил пинок ногой, заставивший Пулавского вылететь из комнаты». С этого неосмотрительного пинка и началась ненависть Пулавских к русским.
С небольшим отрядом Суворов настиг отряд пулавцев у деревни Орехово и дал бой, в котором уничтожил до 300 противников при минимальных потерях ранеными с русской стороны. Неприятной неожиданностью для Пулавских стало тщательно организованное Суворовым преследование. У Влодавы отряд Пулавских снова потерпел поражение. Франц-Ксаверий Пулавский погиб в бою, а его брату Казимиру удалось бежать. Он ещё повоюет в Польше, получит несколько суворовских уроков, а после окажется за океаном, в армии генерала Джорджа Вашингтона. Один из любопытных и достойных нашего уважения современников Суворова – Казимир Пулавский, полководец предприимчивый и энергичный.
В окрестностях Бреста конфедераты отвоевались: «По разбитии пулавцев под Ореховым вся провинция чиста», – рапортовал Суворов. После победы над конфедератами при деревне Орехово (конец 1769 года) Суворова произвели в генерал-майоры. Будущему генералиссимусу шёл сороковой год…
Новый командующий, генерал-поручик Веймарн, посылает Суворова в эпицентр кампании – в Люблин. Ганс фон Веймарн (1722–1792) – лифляндский аристократ, получивший на русской службе гордое имя-отчество Иван Иванович. Тактикой Веймарна в борьбе с конфедератами было постоянное преследование разрозненных польских отрядов небольшими русскими командами. Веймарн слыл придирчивым и дотошным командующим, требовал от подчинённых постоянных рапортов, не поощрял инициативу и стремился отслеживать каждый шаг действовавших в Речи Посполитой русских генералов и полковников. Суворов не мог сработаться с таким начальником. С первых месяцев своего пребывания в Польше он принялся обдумывать и записывать свои мысли о тактике войны с конфедератами, стремясь теоретически обосновать те или иные свои шаги. Однако отстоять суворовскую правду перед Веймарном оказалось непросто.
В городах Люблинского воеводства Суворов обустроил небольшие посты по 30–40 солдат. Партизанская война здесь приняла самый жестокий оборот: с пленными конфедераты обходились безжалостно, вплоть до показательных повешений. Они с фанатизмом сражались за свою землю и веру. В нескольких небольших боях Суворов снова разгромил соединения конфедератов. В бою при Наводице суворовский отряд из 400 человек сражается с тысячной польской кавалерией Мащинского, который располагал шестью пушками. Артиллерийский огонь полякам не удался: Суворов избежал потерь, лично командуя передвижениями отряда. Дело решила штыковая атака, а в тыл полякам со свистом и криками ударила кавалерия. До половины отряда Мащинского было уничтожено, сам пан раненый покинул поле боя тайными тропами. Потери суворовцев ограничились двумя убитыми солдатами и десятью ранеными. И это после трёх отчаянных атак. Несмотря на столь фантастически успешный исход боя, Суворов уважительно отозвался о храбрости поляков, которые пытались отстреливаться, удирая. Секрет победы русских заключался в уверенном владении штыком и быстроте манёвра.
Суворов стал одной из ярких звёзд русской армии. В последнем донесении, посланном из Седлеца в бригадирском звании, Суворов весомо, грубо, зримо передаёт колоритную атмосферу той польской кампании. В те дни в его письмах часто мелькает имя капитана Алексея Набокова. Дело в том, что Суворов приятельствовал с его братом, который занимал заметное положение в Коллегии иностранных дел. Генерал Веймарн получил такой отчёт о победных польских приключениях капитана Набокова:
«Вашему высокопревосходительству покорно доношу. По известию, что якобы 300 мятежников в Семятицах за Драгецином 2 мили – я там был, нигде их не нашел, тако ж в Уенгрове и Соколове их ныне нет. А хотели они быть в Семятицы, где мне сказывали, что они около Бялостоку, выжгли Тикоцин; от Семятиц Бялосток 12 миль. Ежели бы не Грабовские, то бы, может быть, я туда сбегал – однако все неописанно далеко. Надлежит это дело рекомендовать. В Гродне становитца опасно, ныне еще они серокафтанники, командиров их никто не знает. Граб[овских] взял по прозванию Костюшка, литвин сказывают, с ним Ласоцкой коней 40. Их все здесь остерегали, они распоясались и не дрались, после сказывали, что их на дороге и позашибли, а повезли между Пулавы и Модрица. «…» Однако слава Богу, что притом и шенявцов поколотили, что полковник, думаю то Яниковской, которой поголовничал в Опатове и Сендомире, иному некому быть, давно уже на него зубы грызли. Как не стыдно нашим подкалишским господам, что всё на меня выпускают; я бы и там с ними разделался! Ваше высокопревосходительство, покорно прошу простить мою вольность! А в награждение того изволите прочесть Набокова рапорт, место сказочки из 101 ночи.
Бригадир Александр Суворов».Многое в этом письме проливает свет на сложившийся к тому времени полководческий стиль Суворова. Сразу обращает на себя внимание и смелая «нападательная» тактика, и ненавязчивое упоминание учений. И уверенность в своих силах, готовность разделаться с многочисленными врагами в кратчайшие сроки… Весьма по-суворовски звучит и упоминание сказок «Тысяча и одной ночи». Суматошные польские кампании нередко напоминали то восточную, то славянскую сказку. Русская армия тогда не выглядела железным монолитом, разбивающим польские отряды. От командиров требовались богатырская удаль и смелая инициатива. При этом Суворов с некоторой иронией