Шрифт:
Закладка:
Убрав всё лишнее, я приступил к обряду. Пять часов непрерывной концентрации и завершающий штрих — окропить артефакт кровью. Я делал на себе надрезы миллионы раз, неужели это последний? В чёрной плёнке червоточины виднелось моё уставшее от земных забот отражение.
«Вот и всё».
Перед тем как провести лезвием по руке, я сказал, глядя сам себе в глаза.
— Живи достойно или умри!
Раз — и багряная вязкая жидкость капнула на Сумеречный Гем. А затем меня дёрнуло, как рыбу крючком, тело подкосилось. Кровь быстрым потоком рванула в новую открывшуюся червоточину, но уже размером с камень.
В мозгу промелькнуло странное сравнение, что в отличие от области вокруг сорокаметровой стены, пышущей жизнью, клочок травы, где лежал камень, вымер моментально.
«Получается, если с этой стороны смерть… то с той — жизнь?»
Крови ушло уже больше половины, и в сознании я был лишь благодаря инстинкту самосохранения: лекарские навыки сами активировали нужные руны, чтобы не умирать, но я всё равно умирал.
Тогда в последний момент в голову пришла совершенно безумная идея. В экспериментаторском порыве я поменял местами версию сознания с Эго на пустышку, предназначенную для вычислительных мощностей. Делать этого категорически нельзя, потому что назад уже не вернёшься — воли у копии нет, она лишь инструмент, как топор или молоток.
Тело моментально потеряло контроль и упало вперёд. Камень втягивал в себя ткани, мясо, кости. Из-за этого труп дрожал в конвульсиях, и в какой-то миг кончик пальца попал за смолянистый полог, и я навсегда покинул свою физическую оболочку.
* * *
— Евгения Никитишна, он опять несёт какую-то ахинею, сил моих нет, — в сердцах причитала незнакомая мне сухонькая женщина с повязанным на голове синим платком.
— Валериановый настой давала? — выкатилась её толстая подруга, трепыхаясь складками, как гармошка с жиром.
— Не пьёт, посуду побил. Буянит ирод.
— Ты про эту дрянь, что всучила мне? Как разговариваешь с архимагом Хессалии, ты, карга старая? Я тебе что скотина, тыкать мне в рот? — женщина действительно была груба и едва не сколола мне зубы кружкой, заставляя пить.
Худосочная баба наклонила голову набок, что-то разглядывая во мне.
— Плохо дело, Никитишна, зови Петра.
— Аничкова?
— Ну, какого ж ещё, не алкаша же нашего Петьку.
— Будет, будет тебе сейчас, архимаг кондовый, тьфу! И за каргу попомню… Марфу Павловну обижать, свою-то тётку, ну что за наказание-то такое? Ох…
Я решительно ничего не понимал, где я. Стоило мне раствориться в темноте, как закружилась голова, и я очутился на деревянном полу какого-то большого дома. Встал, осмотрелся, и тут, шурша юбками, появилась эта новоявленная родственница.
Я только что спас мир от вторжения нечисти, а со мной обходятся как с малолетним идиотом!
— Зови своего Петра, — сказал я, оглядываясь по сторонам, звук собственного голоса резал слух, но я уже понял, что тело не моё, слишком уж молодое. — Может, хоть кто-то вразумительно объяснит, что тут происходит, а то приторно от ваших причитаний.
Женщины переглянулись, одна из них аккуратно показала расширившимися глазами на дверь, думая, что я не вижу.
— Это моя комната? — спросил я Марфу, странные тут имена, однако, та скрестила руки и не смотрела на меня, присев на краешек кровати.
Не дождавшись ответа, я сам сказал вслух.
— Вижу, что моя.
В углу стоял широкий сундук с тряпками, на столе книжка с красочными вензелями и рисунками, а чуть дальше — игрушечная сабелька и конь-качалка. Всё потрёпанное и старое. На полу сор, подоконники в пыли, а пододеяльники и постельное бельё в подозрительных жёлтых пятнах.
— Хуже хлева, — презрительно сморщился я, чтобы разговорить старуху.
Моя злость потихоньку отошла на второй план, и я понял, что погорячился, но извиняться не собирался.
— Ох-х, — устало выдохнула она и закатила глаза.
Временами она смотрела на меня с интересом, но скорее как на какую-то зверушку, не слишком умную, взбрыкивающую, но выкинуть которую жалко или нельзя.
По ощущениям мне в этом теле лет восемнадцать. Если подбирать наиболее точное слово, чтобы описать первое впечатление о себе: «щуплый». А ещё болезненный, сутулый, и в животе бардак — повышенная кислотность. В общем, проблем с этим организмом не оберёшься.
Важно другое: после подмены сознаний я каким-то образом выжил и попал в незнакомую страну.
Марфа, скорее всего, была моей сиделкой или воспитательницей. Женщина разглаживала стрелки на длинном платье и прислушивалась, чего-то ожидая. Точно. Этот Пётр. С мужчиной я бы поговорил, но о чём?
Тут я задумался. Опыт подсказывал, что в незнакомой обстановке сразу выкладывать все карты — верх глупости. Ну, хотя бы постоять за себя могу. Поискав глазами что-нибудь острое, я приметил ту самую игрушечную сабельку.
Отлично. Конечно, не ритуальный кинжал, но если зачаровать, можно ускорить создание слабеньких заклинаний. И тут я вспомнил, что тело-то не моё, а значит, и способности к магии под вопросом.
«Нет-нет, я чувствую, точнее, знаю, что талант тут есть, но…»
— Твою ж мать!
— Ты чего ругаешься? А ну, прекрати, иначе всыплю, сукин ты сын!
Я с удивлением вытаращил на неё глаза. Во баба даёт, других учит, а сама за языком не следит.
— Тише, тише, я женщин не бью, не в моих правилах, — плохо дело, сабелька-то совсем тупая, даром, что из железа. — Лучше точильный камень дай.
— Зачем, горе ты криворукое?
— За языком следи. Тащи камень, иначе и это убирать будешь, — кивнул я на поднос с чашками на столе и угрожающе взялся за его край. Саблю, само собой, положил обратно, чтобы эта дура ничего не заподозрила.
— Может, тебе ещё что принести? Станцевать, а?
— Ты моя служанка, выполняй, что тебе хозяин велит, — я не понимал, почему эта женщина не слушается, ведь всё в ней выдавало статус прислуги, со мной никогда ещё так пренебрежительно не обращались, даже в молодости.
— Ах, ты, мелочь шкодливая, щас я тебе дам… — она угрожающе достала откуда-то палку с привязанным кожаным хлыстиком. На конце эта штука разветвлялась пучком в несколько полосок.
Худое тело сиделки тряслось от негодования, и, признаться, я не ожидал от неё такой прыти. Свист — и вот на моей руке появился след. Снова замах, и заалела вторая красная полоска. Затем третья, четвёртая. Я отпрыгнул к столу и схватил спасительную сабельку.
— Отойди,