— Сливной желоб, — подтвердил её догадку дядя, указывая на яму возле стены. — Сюда будешь ведро выносить.

Весь закуток был отгорожен от остального двора стенами ближайших зданий. Вдобавок к этому его еще и обнесли решеткой, окружавшей пустырь со всех сторон. Даже верх затянули толстыми прутами железа, что делало это место похожим на птичью клетку. Тобиас снял с шеи потертую веревку с нанизанными на неё ключами и отпер большую решетчатую дверь, ведущую внутрь. Скрежет металла гулким эхом отскакивал от каменного мешка и уходил в небо.

— От ворот, — пояснил Мине дядюшка, тряся самым большим ключом из связки. — А это от входной двери, — показал он на ключ поменьше. Тот был сделан из меди и от времени сильно позеленел.

Дядя отпустил её руку, за которую постоянно цеплялся и, покряхтывая, медленно пошел вперед по еле заметной среди никогда не кошеной травы дорожке. Все еще удивленно оглядываясь вокруг, девушка не сразу увидела в дальнем углу дворика выступающий из земли козырек входа в замковую темницу. Обитая железом дверь неохотно поддалась старику, и на Мину пахнуло сыростью подземелья. Каменные ступеньки лестницы круто уходили под землю, где царила кромешная тьма.

— А там окон нет? — спросила Мина, хотя сама понимала, что «темница» и «окна» плохо сочетаются.

— Теперь нет, — терпеливо ответил Тобиас и, хватаясь за выступающие из стен камни, начал осторожно спускаться. — Идем!

Идти за ним Мина не желала, все инстинкты кричали об опасности, а по телу поползли мурашки. Чернота, ждавшая впереди, кажется, поглощала все звуки и цвета, коснувшиеся её хотя бы однажды. Мине хотелось развернуться и убежать из этого жуткого места и мчаться, мчаться сломя голову, пока ноги от усталости не перестанут слушаться. Но девушка послушно сделала шаг вниз.

Через десять ступеней лестница резко перешла в большую комнату, разделенную решеткой. Она уходила вправо, и свет солнца, падавший из открытой двери, не мог озарить большую часть помещения, отведенную под камеры. Мина широко раскрыла глаза, пытаясь хоть что-то рассмотреть в густом полумраке.

Толстая кованая решетка, в ней большая сдвижная дверь, запертая огромным замком; в углу ведро, прикованное цепью к стене; миска, стоящая прямо на полу, возле прутьев перегородки, и куча какого-то тряпья в глубине камеры, еле различимой в потемках подвала. Тобиас в это время пошарил на полках и чиркнул огнивом. От искр нехотя вспыхнул смоляной факел, воткнутый в кованый держатель на стене. Свет на мгновение ослепил девушку, и она, словно разбуженная сова, заводила головой, забавно хлопая глазами.

— Третий, — затряс старик перед её лицом последним ключом из своей связки. — От нужника!

И не дав опомниться, спеша и явно волнуясь, дернул Мину к решетке.

— Вот здесь… — Он наклонился и отпер узкую дверку в углу, которую Мина даже не заметила.

Её назначение она поняла не сразу. Это точно была не дверь камеры, потому что размером она походила на лаз в собачьей будке и протиснутся в неё не смог бы даже человек, не то, что оборотень.

— Всегда, слышишь?.. Всегда! Следи за ним, когда меняешь ведро, — продолжил инструктировать её дядюшка и вытащил из камеры ведро, висевшее на другом конце цепи на манер того, как цепляют ведра в колодах. Оно было пристегнуто замком, таким же, как на дверце, и отпер его дядя тем же ключом. Ведро вплотную прошло в дверцу, как будто для неё было сделано. Оно служило узнику туалетом, и плескалась в нем, судя по запаху… Точно не вода.

— Нужно каждый день выносить, иначе вонь будет стоять жуткая, — наставлял Мину, Тобиас и снова запер дверцу.

Потом поднял с пола тарелку и плюхнул в ведро нетронутую вчерашнюю кашу.

— Опять ничего не съел, — грустно вздохнул старик и посмотрел на кучу тряпок в углу. — Лишь бы не сдох, — тяжко вздохнул он. — Тогда вы с тетей Кур точно с голоду помрете.

Мина послушно закивала и ополоснула тарелку в рукомойнике, стоявшем у дальней стены. Он и еще грубо сколоченный табурет составляли всю мебель в этом помещении. Потом девушка высыпала в тарелку свежую кашу из котелка и наклонилась, чтобы поставить посудину на прежнее место. Боковым зрением она уловила движение в глубине и подняла взгляд.

Сегодняшнее утро было так насыщено впечатлениями, что Мина совсем забыла, что темница жилая. Увидев, что куча тряпья зашевелилась, девушка сначала даже удивилась, а рассмотрев ползущего к ней узника, неожиданно, даже для себя, закричала.

Наверное, когда-то он был очень крупным, даже огромным. Сейчас, от ужасных условий, в которых его содержали, и от весьма скудного рациона, оборотень словно усох. Тело, задвигавшееся на соломенном матрасе, больше напоминало паука. Чрезвычайно длинные, страшно худые конечности неловко тянули тело по каменному полу в сторону Мины. Черты лица было трудно разобрать, потому что ярко горящие в густой тени глаза отвлекали все внимание на себя. Желтые огоньки, перечерченные по вертикали узкими зрачками, неотрывно смотрели на девушку. Двигаясь к решетке, узник издавал звуки, напоминающие скулеж или тихое подвывание.

Мина плюхнулась на пол и стала быстро отползать назад, пока не уперлась спиной в ботинки дяди.

— Ишь, ты, — крякнул от удивления старик, внимательно рассматривая оборотня. — Я уже несколько месяцев не видел, как он двигается. — Тобиас помог племяннице подняться и весело «подбодрил», явно имея в виду её: — Видно, свежее мясо почуял.

Мина, у которой и так сердце бухало где-то в пятках, опять села. Правда, теперь не на пол, а на стул, случайно оказавшийся рядом.

— Да ты не бойся так, дурында, — засмеялся Тобиас, берясь за ведро. — Он тебе ничего не сделает. Видишь, какой он слабый?

Мина кивнула, не отрываясь от жуткого зрелища.

— Пойду, вынесу помои, а ты пока присмотрись, успокойся, и домой пойдем… Устал я…

Оставаться наедине со «слабым» оборотнем очень не хотелось, но уход за ним с этого дня должен был стать её работой. Работой, единственно возможной для прокаженной в этом городе. Работой с постоянным заработком, который спасет её от голодной смерти или ссылки в обиталище проклятых.

Мина поставила ноги на перекладину табуретки, скрестила руки под плащом и стала усиленно «присматриваться» к нескладной фигуре пленника, замотанной в грязные тряпки. Когда страх немного отступил, в душе девушки начала пробуждаться жалость. Каким бы ни был опасным этот хищник, но вид сломленного и заточенного в клетку зверя достоин как минимум сострадания.

2 глава. Узник

Урсул Хорст сдался и приготовился встретить смерть. Выхода нет, все без толку… Он долго боролся за свою никчемную жизнь, но в какой-то момент что-то