Шрифт:
Закладка:
— Прости, не поняла, — удивленно моргаю я.
Девушка ставит бокалы с вином на стол и жестом показывает на два стула возле меня, на которых все еще лежат самодельные таблички с именами «Рори» и «Серена».
— Просто любопытно, что это за маскарад. — Она пожимает плечами. И вдруг резко обращает ко мне свое лицо — глаза вытаращены, пальцы зажимают рот.
— Ты, случаем, не суррогатная мать, а? — смеется она. — Тогда все было б ясно. Им это на фиг не надо, и ты осталась одна с их ребенком! Ха-ха!
Девушка улюлюкает. Я оборачиваюсь через плечо, пытаясь перехватить взгляд кого-нибудь из других женщин. Все отводят глаза. Я прочищаю горло, понимая, что вынуждена ей ответить.
— Э-э… нет. Нет. Я — не суррогатная мать. — Я выдавливаю из себя смешок. — Просто муж мой, Дэниэл, не смог сегодня прийти. — Я едва заметно качаю головой, словно это обычное дело, ерунда. Какое-то время молчу, не сразу сообразив, что она ждет объяснения по поводу двух других пустых стульев.
— Вторая пара — мой брат и его жена. Рори и Серена. Они ждут ребенка в том же месяце, что и мы. Мы планировали все вместе — вчетвером — посещать курсы, но они, наверное… в конечном итоге передумали.
Девушка сочувственно улыбается.
— Да, ждать их бесполезно. Но ты не переживай. Я готова составить тебе компанию. — Она снова берет бокал с вином. — Ну что, выпьем?
— Спасибо, — нерешительно говорю я. — Только, по-моему…
Ну что я все бекаю да мекаю? Нужно просто взять и сказать: «Спасибо, но пить вино я не стану. Я беременна. И ты, кстати, тоже». Впрочем, зачем объяснять очевидное?
— Ой, да знаю я, что ты хочешь сказать, — во всеуслышание заявляет она, закатывая глаза к потолку, и затем обводит взглядом комнату. — Фигня все это. Задолбали! У них же семь пятниц на неделе! Сегодня можно пить, завтра — нельзя, послезавтра — можно «умеренно», а потом оказывается, что это и вовсе незаконно. Ох уж эти доктора, полный отстой!
Я прокашливаюсь. Ну вот как реагировать на ее слова? Остро сознаю, что теперь все остальные женщины смотрят то на меня, то на девушку, то на бокалы с вином.
— Пошли они к черту, эти врачи, — продолжает та. — Наши мамы во время беременности пили за милую душу. И ничего: мы все прекрасно выжили!
Она вещает слишком громко. Все остальные молчат, уже открыто глядя на нас.
Девушка скользит взглядом по осуждающим лицам других мамочек, потом вскидывает брови, глядя на меня, и смеется. В поддержку выраженного мнения приподнимает бокал с вином и затем подносит его к губам.
— К черту Минздрав, если хотите знать мое мнение, — фыркает она и отпивает вино из бокала. Я замечаю, что кое-кто из мамочек морщится.
Девушка берет со стола второй бокал и протягивает его мне.
— Держи, — настаивает она чуть ли не с угрозой в голосе: попробуй откажись. — Тебе же хочется выпить… — она опускает взгляд на мой бейджик, — …Хелен.
Потом, когда все это закончится, я буду недоумевать, почему пошла у нее на поводу. Ведь я вижу, что есть в ней нечто отталкивающее. Нечто такое, что порождает импульс бочком, бочком отойти от нее на безопасное расстояние. Как будто стоишь ты на вершине скалы, а тебе в спину внезапно ударяет шквалистый ветер…
Но я не отступаю. Беру вино. Остальные женщины тотчас же отворачиваются, словно, взяв бокал, я ответила на все их вопросы. Мне хочется объяснить им, что я делаю это из вежливости и пить вино вовсе не собираюсь. Но на меня уже никто не смотрит.
— Спасибо, — слабым голосом благодарю я.
— Рада знакомству, Хелен. А я — Рейчел.
Она чокается со мной, одним глотком ополовинивает бокал и подмигивает мне, словно мы с ней заговорщицы.
Сегодня жара не такая зверская. Ветер с реки гуляет по павильону Гринвичского рынка, раздувая матерчатые стенки лотков, словно паруса. На полу — теплые островки солнечного света, струящегося сквозь стеклянные панели крыши. На зеленых металлических стропилах воркуют и хлопают крыльями голуби. Иногда они слетают к столикам кафе и клюют недоеденные круассаны.
Я всегда любила улицы вокруг рынка: кривые аллеи, красивые окна в георгианском стиле, затхлый запах книг и антиквариата. Мглистое нутро пыльных пабов с тусклым освещением, низкими потолками и потертой кожей сидений. Зловонный дух, что ветер пригоняет с Темзы. Загадочные названия, сохранившиеся с тех времен, когда Гринвич слыл центром вселенной: Стрейтсмут, «Джипси мот», Тернпин, «Катти Сарк».[1]
Мы с Дэниэлом часто бываем здесь по субботам, хотя обычно это не приносит ничего, кроме разочарования. В кафе ни одного свободного столика, очередь за готовыми блюдами тянется на улицу. В проходах между прилавками не протолкнуться. Я постоянно извиняюсь, животом упираясь в чужие спины. Как правило, наш поход заканчивается тем, что мы бесцельно бродим по рынку, снова и снова разглядывая одни и те же детские вещи и причудливые шляпы кустарного производства либо подержанную мебель. Наперебой с туристами пробуем крошечные ломтики дорогих сыров, которые затем считаем своим долгом купить.
Правда, сегодня мне пришлось уйти из дома. Утром, когда я, еще в пижаме, спустилась вниз, налегая на грязные поручни, переступая через инструменты, изоляционные материалы и пыльные тряпки, меня встретила кучка смущенных ремонтников. Я буркнула им «Доброе утро». Знала я только бригадира Вилмоша, но его среди рабочих не было. Вряд ли кто-то из них говорит по-английски. Они все заулыбались и закивали мне в знак приветствия. Каждый сжимал в руке банку с напитком Relentless, у каждого за ухом торчала сигарета. Нетрудно было представить, что уготовил мне этот день. Сверление, пыль, грохот отваливающейся штукатурки. Незнакомые мужчины мочатся в моем туалете, к чайнику протоптана дорожка из грязных следов.
Я еще не простила Дэниэла за то, что он пропустил занятие для будущих родителей. На следующее утро, когда я проснулась, он уже был на ногах — приняв душ, сидел на диване с ноутбуком на коленях. Заметив меня, он поднял голову от компьютера.
— Привет, как все прошло?
Я пожала плечами, теребя пояс халата.
— Мне было неловко.
— Прости, Хелен, я глубоко сожалею.
— Знаю. Просто я ненавижу такие мероприятия. Особенно если я там одна.
Дэниэл закрыл ноутбук, потер глаза за стеклами очков. Попытался объяснить. «Ивнинг стандард» в пух и прах разнес новый проект, над которым он работал. Статья вышла после обеда, заказчик рвал и метал, предъявляя претензии. Почему его не предупредили? Почему вмешивается пресса? Дэниэл был вынужден помчаться в Эдинбург на встречу с заказчиком и попытаться уладить скандал.
