Веспер делает шаг вперед. Для преодоления этого препятствия крылья уж точно не потребуются! Брошенный через плечо взгляд убивает план в зародыше. Отец стоит у дома, янтарные глаза ищут ее. С самым невинным видом Веспер машет рукой. Отец жестом зовет ее домой.

Она любит отца и дядю сильнее, чем может выразить, но иногда ей хочется, чтобы они исчезли. Не навсегда. Всего на часик или на полдня. Плетясь вверх по холму, она представляет, какие чудеса могут принести эти полдня.

Однако не успевает она дойти до дома, как ее внимание привлекает злобное блеяние.

– Ну началось, – бормочет Веспер и срывается с места.

Несколько метров козлы бегут вместе с ней, но потом останавливаются, зная свое место.

На вершине холма рядом с ее домом находится здание поменьше. Внутри по всему полу разбросаны подношения – как почти неопознаваемые остатки, так и сжеванные лишь наполовину. По полу тонким прозрачным блином расползся куб из мутигеля. Его частично прикрывает одеяло. Сверху, покачиваясь, стоит коза, ее живот раздут. Темные глаза холодно смотрят на Веспер. Коза старая, слишком старая для таких глупостей, и все же они продолжаются. Она не знает, кого следует наказать за последнюю из долгой цепочки беременностей, и поэтому стремится укусить каждого, у кого хватит неблагоразумия подойти достаточно близко.

Веспер довелось проверить это на себе. Она останавливается на пороге, рассеянно трет старый шрам на руке.

– Не смотри на меня. Я не виновата.

Роды проходят быстро – всего лишь несколько мгновений схваток и потуг. В этот мир проскальзывает новорожденный – подозрительно тихий, закутанный в плаценту, будто в саван.

Коза неодобрительно на него смотрит и ждет. Во время первых беременностей она еще заботилась о детях, но теперь и она кое-что поняла.

– Давай! – поторапливает Веспер.

Коза ее игнорирует.

– Немедленно!

Ноль реакции.

Выругавшись, Веспер достает из кармана обрывок ткани и обтирает слизь с головы у козленка. Наученная опытом, она знает, что надо прочистить рот и ноздри. Веспер снова ругается, произнося услышанные где-то причудливые взрослые слова. Постепенно слизь вычищена: меньшая часть ее оказывается на полу, бо́льшая – на штанах у Веспер.

У козы победоносно сверкают глаза, и она уходит к двери искать выбившиеся травинки. А козленок все не шевелится, мокрый комок – не вполне мертвый, но и не совсем живой. Веспер его гладит.

– Давай, ты сможешь. Дыши ради меня.

Она ни на секунду не замолкает, продолжая его гладить. Девочка не знает, слышит ли он ее, помогают ли ее действия, но все равно продолжает.

Коза раздраженно стучит обрубком хвоста и подскакивает ближе. Быстро осматривает ребенка, вновь стучит хвостом и лягает сынка.

Вздрогнув, козленок оживает, глотает воздух, тихо хнычет. Веспер сердито смотрит на козу.

– Неужели это было так необходимо?

Коза и ухом не ведет.

Забыв об ушибе в приступе внезапного голода, козленок переводит взгляд с одной фигуры на другую, выжидательно открыв рот.

– Я так понимаю, ты не собираешься его кормить?

Веспер засучивает рукава.

– Так я и думала.

Опасаясь возмездия, Веспер хватает ближайшее ведро и начинает доить козу.

Слишком измученная, чтобы сопротивляться, коза решает проявить милосердие.

Закончив, Веспер поднимается с ведром наперевес.

– Я принесу бутылку, никуда не уходи, хорошо?

Козленок смотрит, как она исчезает. Поворачивается к другой маме, но той уже тоже не видно. Высунув язык, он неуверенно болтает головой. Делает первые шаги, натыкается на козий загон.

Оттуда доносится глухой удар, потом визг.

Козленок шарахается и убегает, спасая свою жизнь. Взглянуть назад он не осмеливается.

Из кухни доносится стук медных мисок, похожий на перезвон колокольчиков, и мягкий голос. Веспер прислушивается к словам и замирает, затаив дыхание. Она не идет дальше и не здоровается, решив подождать. Если они не будут знать, что она здесь, то не станут притворяться другими, и это поможет приоткрыть завесу над их секретами.

Как обычно, говорит дядя Вред, пока ее отец в чем-то копается, пытаясь привести извечный кухонный хаос в некое подобие порядка.

– Сегодня к нам опять заходил посланник от Линз. Они хотят знать, всё ли в порядке. Я заверил парня, что все просто отлично. Он засыпал меня стандартными вопросами, но в этот раз я чуял – что-то не то. Он нервничал и постоянно почесывался. Прямо так и подмывало налить ему рюмочку. Похоже, бедняга устал от вечного стресса. Думаю, они все там, наверху, такие. Но, ясное дело, мне он ничего не сказал.

Что-то тихо зажужжало. Наверное, отец драит полы.

– Уверен, – продолжает Вред, – если бы ты сам пошел и поговорил с ними, мы бы точно узнали больше. Как-никак они здесь из-за тебя.

Чистящее устройство переключают на повышенную мощность, теперь оно жужжит громче и раздражает сильнее. Веспер снова задерживает дыхание и осмеливается заглянуть на кухню.

Дядя Вред сидит в большом кресле, из кружки на его коленях поднимается пар.

Он повышает голос, умудряясь сохранить спокойный тон.

– Я знаю, ты уже все решил, но нам не помешало бы узнать, что происходит. Может, поговоришь с ними? Пожалуйста. Тогда я был бы спокоен. И подойди сюда, ненавижу разговаривать с тобой, когда ты далеко.

Жужжание машины затихает, замедляется и сходит на нет. Широкие плечи опадают. Когда отец поворачивается и хромает через кухню, Веспер отпрыгивает назад. Его волосы уже отросли. Веспер провела много вечеров, наблюдая за тем, как дядя Вред расчесывает темные с проседью длинные пряди. Но даже сейчас они не закрывают шрамы посреди макушки. Вероятно, это поправимо, так же как и выбитые зубы, как и рубцы на ногах, но отец никогда не соглашается ни на какие операции. Вред говорит, что отец упрям как баран, отчего тот улыбается. Но решения никогда не меняет.

Веспер нравятся его шрамы. Они – свидетельства другой жизни. Когда отец был храбрым рыцарем, о котором рассказывает дядя, а не уставшим человеком, который слишком много хмурится.

Он останавливается у кресла, прислоняется к нему, наклоняется. Пальцы Вреда тянутся вперед, ища лицо.

– Вот ты где. – Пальцы скользят по лицу: по заросшему подбородку, по гусиным лапкам в уголках глаз. Он находит пересекающие лоб морщины и разглаживает их.

– Им известно, что ты не собираешься вновь сражаться. Никто от тебя этого не ждет. Но мне кажется, нам следует знать, что происходит, просто на всякий случай.

Мягкие руки перехвачены грубыми. Оба наслаждаются моментом покоя.

Как обычно, тишину нарушает Вред: