Возможно, кому-то другому этот давно женатый человек не слишком выразительной внешности казался не очень-то достойным столь преданного обожания, но Татьяна, однажды усмотрев в нём особенные черты, свои взгляды менять не собиралась. Хотя была она гораздо моложе Чарского и наружности неординарной, да и узы скоропалительно свершённого когда-то брака её не особенно тяготили, поскольку муж, не желающий обременять семью своим присутствием, чаще всего бывал личностью скорее виртуальной, нежели реальной. А семья, собственно, состояла из него и самой Татьяны.

И вот теперь сотрудники редакции, заглянув в небольшой кабинет в конце коридора, называемый «комнатой отдыха», поскольку в нём стояли диван, столик с электрической кофеваркой и пепельницей и забитая «чтивом» этажерка, смогли бы увидеть прелюбопытнейшую картину. На диване, полуприкрытая пледом, лежала тёмно-рыжая красавица, округлые формы которой угадывались даже под плотной шерстяной тканью, а рядом, демонстрируя потолку полностью обнажённые впалые ягодицы, блаженствовал Дмитрий Сергеевич.

Однако уже пять минут спустя эротическая панорама сменилась вполне уютно-бытовой: полностью одетые любовники неторопливо попивали кофе и буднично обсуждали какую-то редакционную проблему. Причём выглядело это приблизительно так: Танечка вперила немигающий взгляд (была у леди своеобразная особенность, приобретённая в детстве, во время бесконечных игр в «гляделки», в которых у Тани конкурентов не было) в переносицу Чарского, вещающего о своих «бесталанных коллегах», и тихонько спала, при этом кивая и делая вид, что внимательно слушает.

Эта сторона натуры Димочки, то бишь склонность к досужему перемыванию косточек, его преданную даму не привлекала, но ведь и на солнце есть пятна, правда? И Исаенко предпочитала незаметно дремать, дабы не запустить на тарелку своего обожания малюсенькую мушку сомнения. Татьяна была женщиной, в общем-то, благоразумной и отдавала себе отчёт, что эта мушка своими грязными лапками насмерть замарала бы её «чистое, светлое чувство». Поэтому система «мухобоек а-ля Исаенко» действовала исправно и сбоев пока не давала.

В «комнату отдыха» влетела запыхавшаяся Элка. Мгновенно оценив обстановку, плюхнулась на диванчик со стороны Татьяны и придвинула к себе пустую чашку. Автоматически намешала себе нечто вроде чашечки кофе (Эльвира признавала только натуральный продукт и его растворимые аналоги принимала только на работе), со вздохом хлебнула разрекламированного «Нескафе», сморщила носик и обратилась к Чарскому:

– Ну и что с моей командировкой?

– Полный ажур! Берёшь билет в купе, сутки – и ты на месте! Послушаешь мировых светил, обсудишь с ними проблемы демографии, а если повезёт – этой самой демографией позанимаешься, – пошловато хохотнул Дмитрий Сергеевич.

Татьяна к тому моменту незаметно выскользнула из комнатки и заняла своё место в корректорской. Рыжая ночная кошка обратилась в серую дневную мышку. Но только внутренне! Внешне же Танечка даже в повседневном клетчатом костюмчике могла свести с ума любого. Впрочем, это был совместный приговор «присяжных заседателей» из числа редакционных сплетников. К их числу «правильная» мамашка-одиночка Элка не относилась никогда.

…Через три часа взволнованная Карелина звонила Чарскому с железнодорожного вокзала: билетов на завтрашний поезд, кроме СВ, не было.

– Фиг с тобой, Карелина. Считай, что тебе крупно повезло. Бери СВ и кайфуй, с бухгалтерией я договорюсь, – помолчав с минуту, отозвался пребывавший в благодушном настроении Дмитрий Сергеевич.

Странное дело: Элка, несмотря на свою неприязнь к Чарскому, на этот раз готова была расцеловать обычно скуповатого начальника прямо в трубку. Наверно, при личном контакте подобные мысли у женщины не возникли бы. И как Татьяна выносит эту самовлюблённую скотину?

Эльвира, как и многие дамы в редакции, знала Великий Секрет Димочки и тщательно скрывала его от ослеплённой любовью красавицы Исаенко. Секрет был хоть и велик, но незамысловат: Чарский имел обыкновение предлагать свои интимные услуги каждому существу, облачённому в юбку (джинсы, впрочем, тоже подходили, если они обтягивали соблазнительную женскую попку). И потому, помимо несчастной (или всё-таки счастливой?) корректорши Исаенко, Дмитрий Сергеевич пользовал в редакции ещё одну, но уже гораздо более тщательно законспирированную пассию: Маринку Данько.

У Марины, редакционной «кардинальши», в трудовой книжке значилась должность обозревателя газеты, что предполагало наличие интеллекта как минимум выше среднего показателя, а также способность анализировать текущие события и делать долгосрочные прогнозы (или «долгоиграющие выводы», как выражался сам главный редактор, по совместительству – рогатый муж Маринки). И то и другое, по мнению умненькой и ехидненькой журналистской братии, у госпожи Данько напрочь отсутствовало. Но в данном случае коллегами руководила элементарная человеческая зависть.

И позавидовать было чему! Занималась Марина исключительно поиском в интернете «жареных» историй и их вольным пересказом близко к тексту на страницах родного издания. Работка непыльная, хотя и попахивающая бесстыдным плагиатом. Но что поделать, если супруге главного редактора не хотелось напрягаться и выдавать на-гора оригинальные статьи? По этому поводу в недрах коллектива появилась «народная мудрость»: «Кесарю – кесарево, остальные пускай рожают сами!» На том и успокоились, дав возможность Марине спокойно трудиться на ниве «псевдожурналистики».

Отчего же властный господин Данько, не терпящий пререканий ни в какой форме, позволял родной жёнушке задирать юбку перед Чарским прямо у себя под носом, увенчанным супермодными очками? Увы, безоговорочное господство главного редактора в газете строилось на безжалостном попрании семейного счастья. Марина попросту передавала Олегу Ефимовичу все сплетни, которыми делился с ней в постели не в меру разговорчивый Дмитрий Сергеевич, невольно вручая при этом семейству Данько рычаги воздействия буквально на каждого сотрудника редакции.

В отличие от бессловесной Танечки, вторая любовница Чарского умела не только восхищённо взирать на обожаемого Димочку, но и внимательно слушать его, а потом – вовремя говорить. А вот о том, что леди Данько соперничает с мадам Исаенко на ниве постельных похождений, не догадывался практически никто, да и сам Дмитрий Сергеевич благоразумно молчал, дабы не рассердить Главного.

Наивный, он и не предполагал, что Олег Ефимович, мужик предпенсионного возраста, практически благословил его! Убелённый сединами господин Данько звал свою тридцатилетнюю Маринку шпионкой, а её связи с Чарским не препятствовал ещё и по причине собственной сексуальной несостоятельности, в домашней обстановке именуемой «нестоятельностью». И вот этот секрет, по-настоящему «великий и ужасный», сделался известным Элке по самой простой причине: она была одноклассницей Маринки, и та сделала Эльвиру единственной в редакции поверенной собственных тайн. Что называется, «назначила личной подругой».

И вот теперь «личная подруга» получила редкостную возможность