– Кто тебе это сказал? Отвечай сейчас же!

– Не тряси меня, больно! – пролепетала готовая расплакаться Женька. Но Эльвира была неумолима. Её и без того болезненное самолюбие зацепила беспомощная дочкина фраза о вечном отсутствии денег.

– Говори, тебе что, хлеба не хватает? Или я для тебя чего-то жалею? Ну, что ты молчишь? – почти кричала Элка, не замечая, как мимо неё проходили, укоризненно поглядывая и качая головами, родители юных музыкантов со своими многообещающими отпрысками. Они прекрасно знали и Женьку – лучшую ученицу в классе, и саму Эльвиру, любящую мамашу, обычно относящуюся к собственному чаду трепетно и нежно. И вдруг перед ними оказалась мегера с перекошенным лицом, вцепившаяся в дочь, только что блистательно отыгравшую академический концерт!

– Мама, за что? – еле слышно выдавила из себя Женька, и Элка, которую в этот момент словно ударили по лицу, опомнилась, растерянно вгляделась в бледное дочкино лицо и, внезапно расплакавшись, прижала девочку к себе. Женька, обмякшая, словно тряпичная кукла, не сопротивлялась, но и не ответила на объятья. Эльвира не придала этому особого значения: она в этот момент баюкала не обиженную дочь, а своё задетое самолюбие, собственную несуразную судьбу, замеченную кем-то со стороны и пересказанную дочери простыми, но, в сущности, справедливыми словами.

А ведь Эльвира никогда не жаловалась при дочери ни на неустроенность личной жизни, ни на скудность быта. Напротив, перед Женькой она всегда старалась играть роль этакого бодренького борца с обстоятельствами, которому все нипочём! Обида взыграла в Элке с новой силой. Теперь она точно знала, что не поведёт дочь ни в кафе, ни в парк. Вечер пройдёт дома, перед компьютером, тем более шеф торопит со статьёй о проблемах строительства спортивного комплекса в пригороде: эта статья никак не желала писаться, как не желал строиться этот самый злополучный комплекс. Элке так и хотелось, как в популярном фильме, поднять руку повыше, потом опустить её резко и сказать: «Ну и хрен с ним, с этим комплексом!»

Эх, если бы можно было таким путём решить все проблемы…

2

«Ну почему?» – много раз впоследствии Эльвира задавала себе этот вопрос. Почему в тот вечер она не повела дочь куда-нибудь подальше от дома, от телефона, от этого звонка, положившего начало истории, о которой вспоминать не хотелось, но приходилось? И не только вспоминать, но и казнить себя снова и снова, причём испытываемая при этом боль с каждым разом усиливалась. Но, невзирая на боль (оказывается, моральный мазохизм, которым страдала мать, был не чужд и Элке), Эльвира вновь и вновь мысленно открывала дверь ключом, переступала через порог, втягивая за руку в коридор полусонную Женьку, и автоматически поднимала телефонную трубку в ответ на трель прорезавшего тишину квартиры звонка.

– Эльвира Михайловна? Это Чарский. Нет желания съездить в командировку? Международный симпозиум, интересные люди, неплохой материальчик получится. Да и отдохнёте немного от нашего Мухосранска. – Голос начальника отдела звучал слащаво и мерзко, но для Элки он показался пением ангелов. Вот оно, спасение! Командировка! Подальше от этого города, от умницы-дочки, от проблем, никак не желающих решаться…

– Да, Дмитрий Сергеевич. Куда и когда ехать? – с готовностью откликнулась Элка, мысленно прикидывая, что взять с собой и как умаслить двоюродную сестру, чтобы та приютила на несколько дней Женьку.

– Завтра оформишь документы и купишь билет, а послезавтра – в путь, – торжественно объявил явно обрадованный Чарский.

Он знал, что Карелина никогда не ездит в командировки, потому что одна воспитывает дочь, а сама Элка не особенно афишировала наличие в городе двоюродной сестры, чтобы начальство не приставало с разъездами. И вдруг – такое лёгкое согласие! Наверно, Дмитрий Сергеевич в этот момент исполнил ритуальную пляску североамериканских индейцев – настолько успешной оказалась его миссия, которую он заранее посчитал невыполнимой.

– Ладушки, – вздохнула Эльвира, положив трубку.

Женька смотрела на мать вопросительно. Она никогда не расставалась с ней дольше, чем на день, поэтому вопрос «куда ехать?» прозвучал для ребёнка тревожным сигналом. Но спрашивать о чём-то маму девочка не решалась: слишком чётко отпечаталась в детском сознании недавняя сцена возле музыкальной школы. Случалось, Элка и раньше давала волю отрицательным эмоциям, но никогда при этом они не были направлены в сторону Женьки. Ни разу за все десять лет её жизни.

Вечер прошёл без обычной возни на диване, милой болтовни и долгого вечернего чая на крохотной кухне. Эльвира дописала-таки статью о спорткомплексе – не гвоздь номера, конечно, но вполне приличный материал, – тайком покурила в ванной (дочь не знала об этой маленькой материнской слабости), договорилась с кузиной Светкой о Женьке. Сестра, вопреки страхам Элки, даже обрадовалась, хотя раньше не проявляла особой любви к двоюродной племяннице.

А ночью Элка даже позволила себе немного всплакнуть, хотя раньше заявляла всем любителям пустить слезу (среди знакомых ей дам таких было большинство), что «эта маленькая слабость ведёт к большому обезвоживанию организма». Теперь же слёзы лились сами собой, злые, солёные, никак не желающие кончаться. Похоже, мысль о большом обезвоживании была не столь абсурдна…

И маленькая умненькая Женька, словно почувствовав настроение матери, не пришла к ней в кровать, как делала это часто в те ночи, когда не было ни слёз, ни обидных слов, – словом, во все ночи, кроме этой.

Чарский провёл ту ночь с Танечкой. Ах, эта всё понимающая, славненькая Танечка из корректуры! В ней самой корректировке не подлежала ни одна черта. Причём, по мнению Дмитрия Сергеевича – а собственное мнение он считал единственно достойным внимания, – такие женщины, как Татьяна Исаенко, рождались раз в столетие и могли принадлежать лишь избранным мужчинам, подобным самому Чарскому.

Имея блестящее филологическое образование и прекрасные рекомендации, Таня без особых проблем могла устроиться на более высокооплачиваемую работу, к тому же её не раз приглашали в различные фирмы. Только госпожа Исаенко предпочитала тесный кабинетик в редакции и скудную зарплату корректора, потому что её скромная нынешняя должность позволяла ей быть постоянно рядом с объектом мечтаний.

Дело в том, что красавица и умница Татьяна была из разряда женщин, признающих исключительную роль мужчин на