— Ай! — взвизгиваю хватаясь руками за лицо, — глаза!

— Что с ними?! — восклицают девчонки в голос.

— Не знаю, — хнычу жалобно, — посмотри, а!..

— Попало что-то? — подойдя ближе, Эмма разворачивает меня к окну и пытается понять, что со мной, — где болит? Колет, жжет?..

— Посмотри, у меня зрачки там в сердечки не превратились?

Она застывает на мгновение, а затем резко толкает меня в плечо.

— Дура!

Хохочу над ее обескураженным лицом и напяливаю на себя огромную собачью морду из тонкого поролона. Щеки, лоб и подбородок тут же начинают чесаться.

Боже… как я в этом детей развлекать буду?

— А нельзя было остановиться на гриме и белом парике? — кричу, чтобы меня услышали.

— Дети персонажа тогда не узнают, — отвечает громко Эмма.

Пф-ф…

Держась за нижние края головы, пытаюсь заправить их под ворот блузки. И сделать это так, чтобы прорези в ней были на уровне моих глаз, иначе ненароком растопчу детишек.

— А как я говорить буду?

— Громко!

Зашибись. Кожа лица от моего дыхания быстро мокреет и чешется еще больше. Тушь и подводка наверняка размазались.

Класс!

— Всем привет! — раздается неожиданно голос Кирилла.

Девчонки здороваются в ответ, я лишь поднимаю руку.

— Воу! — выдыхает восторженно, — какая сучечка!..

— Заткнись! — рявкаю как собака и срываю с себя дурацкую голову, — эта роль твоя!..

Не сразу соображаю, что в офисе слишком людно. Сначала мои глаза выцепляют смущенную физиономию Марины, а только потом я оборачиваюсь и вижу хамоватых дружков Кира.

Андрея и… Макса.

— Каштанка? — прижав обе руки к груди, кривляется Андрей, — Муму?..

— Шарик из Простоквашино, — подсказывает Макс.

Эмма за моей спиной предупреждающе шипит.

— А вы оба, видимо, зоофилы, — улыбаюсь кокетливо, — учитывая то, как топорщатся ваши ширинки в мою сторону.

Глава 3

Бодро отбивая чечетку подошвами сандалий, шагаю по тротуару в сторону сквера, откуда идут маршрутки к дому, где я снимаю комнату. Перебегаю дорогу по светофору и иду, стараясь держаться в тени высокого здания, чтобы не вернуться домой зажаренным шашлыком.

Деятельность в офисе пришлось срочно свернуть. Кирилл не платит мне за сверхурочную работу, поэтому я не обязана развлекать его дружков.

— Эй, повариха! — раздается вдруг неподалеку.

Оглянувшись, вижу, как по дороге вдоль тротуара катится темно — синяя тачка, из открытого окна которой на меня смотрит Андрей. Макс, почесывая пальцем бровь, поглядывает с водительского места.

Наградив их уничижительным взглядом, отворачиваюсь и ускоряю шаг.

— Садись, подвезем, повариха! — не унимается извращенец, — а то булочки свои спалишь к чертям!..

Представив, как они рассматривают мои, скрытые лишь короткими шортами булочки, мгновенно заливаюсь краской.

Черт!..

— Да не бойся! — смеется он, — наши ширинки больше не будут топорщиться в твою сторону.

— Ты же не в костюме собаки, — с усмешкой добавляет Данилов.

Последняя капля моего терпения срывается вниз. Подняв руку, выставляю средний палец.

— Ох, бля, — успеваю услышать, прежде чем машина срывается с места и быстро теряется в общем автомобильном потоке.

Вот же прицепились!.. Придурки!

Дойдя до остановки, покупаю в ларьке фруктовый лед и обессиленно падаю на лавку под козырьком. Пропустив одну свою маршрутку, с наслаждением съедаю мороженое и только после этого еду домой.

— У тебя где телефон? — кричит из комнаты Лиза, соседка по съемной квартире, едва я переступаю порог, — мне Эмма твоя наяривает.

Скинув рюкзак у порога, вынимаю из кармана шорт телефон и активирую экран. Три пропущенных от Эммы и по одному от родителей.

— На беззвучном, — отвечаю я.

— Она меня разбудила, вообще-то, — бормочет подруга недовольно.

— Соррян.

Снимаю сандалии, мою руки и, усевшись на стул в кухне, перезваниваю маме.

— Мам, не слышала, прости…

— На работе была?

— Да…

— Опять выступления? — спрашивает со смешком.

Не одобряют они то, чем я подрабатываю. И профессию мою будущую тоже. Мама всю жизнь секретарем в местной школе проработала, папа — электриком. Откуда у их дочери желание поваром стать, они так и не поняли.

Долго сопротивлялись моему поступлению и все еще думают, что это временная блажь. Отучусь и вернусь домой как миленькая.

Работа аниматором для них вообще чем-то постыдным является. Что-то между проституткой и клоуном.

— Нет… так, организационная работа… — отвечаю неопределенно, — как у вас дела? Смотрю, от папы тоже пропущенный.

— Я не дозвонилась, решила тебе с его номера набрать, — рассказывает мама, — вдруг ты со мной разговаривать не хочешь.

— Боже… откуда такие мысли?

— Ну в прошлый раз ты чуть трубку не бросила.

— Это когда ты мне работу вахтерши в школе предложила?

— Я не предлагала! Я просто сказала, что Степановна ушла на пенсию, и освободилось место.

— Ну, да, конечно…

Голос этой Степановны до сих пор мне в кошмарах снится.

«Куда прешься без сменки?!»

«А голову дома не забыл?!»

«А ну, не толкаемся!»

«Чья куртка?!»

— Не хочешь вахтершей, могу про педагога продленки узнать…

— Мама!

— Что, мама?.. Если бы могла, устроила бы тебя в столовую, но там сейчас комбинат питания всем заведует.

— Не надо. Меня. Никуда. Устраивать, — чеканю, чувствуя, что вот — вот взорвусь, — мне учиться еще год, и я доучусь, мама.

В трубке тяжелый вздох раздается. Мы обе на некоторое время замолкаем, но не отключаемся, потому что подобные стычки очень близко к сердцу принимаем.

— Прости, — сдаюсь первой, — но мне нравится учиться, и я очень хочу поваром в ресторане работать.

— В ресторане, — фыркает мама, — кто тебя туда возьмет без опыта? Или у тебя есть знакомые?

Одно и то же каждый раз. Слово в слово. Кому ты нужна? Кто тебя возьмет? Тебя там никто не ждет.

Прикрыв глаза, прижимаю ладонь к лбу.

— Как у папы дела? — спрашиваю, предпринимая последнюю попытку завершить разговор на доброй ноте.

— Да нормально у него дела. Вчера трансформатор какой-то у них сгорел, до одиннадцати на работе задержали.

— У тебя как?

— Да как?.. На даче травы по колено, — говорит с претензией в голосе, — хоть бы приехала, помогла.

— Сейчас работы много, надо успевать заработать. Хозяйка собирается плату за квартиру поднять.

— Картошку-то хоть приедешь копать?

— Приеду, — обещаю я.

После разговора сразу иду в душ. Настраиваю освежающую воду и намыливаю все тело. Закрываю глаза, чтобы смыть пену, а перед мысленным взором похабная улыбочка этого извращенца стоит. Наследника газет — заводов — пароходов.

Засранец с золотой ложкой во рту родился. Вкупе с его внешностью убойная сила.

Если бы не его снобизм и хамство, я бы, наверное, тоже потекла. Потому что его глаза и губы… и фигура, и голос…

Тьфу!..

Прибавляю