его скривились, а надушенные усы вздрогнули. Не знавший Дюма человек подумал бы, что тот оскалил зубы. Но на самом деле писатель улыбался – как и всегда, когда автору «Трех мушкетеров» бросали вызов.

– Я бесконечно рад видеть такой молодой талант, как вы, на «фабрике романов», Фрушар, – сказал Дюма. – Прошу, поведайте, что в моей истории не так.

– Сюжет захватывающий и занимательный, – ответил наемный писатель. – Но, как по мне, злодей немного блеклый. – Фрушар испуганно взглянул на писателя. – Если я вправе так выразиться.

У Дюма была темная кожа, доставшаяся ему в наследство от отца, уроженца Гаити.

– Немного краски еще никому не вредило, – сказал он. – Придумайте что-нибудь, Фрушар. Обмакните кисть в палитру вашего разума, а затем проведите ей по бумаге! Вдохните в героя жизнь!

– Это я и пытаюсь сделать, месье, – сказал наемный писатель. – Но вообразить себе живого человека очень трудно.

– Видите капли дождя на окне? Представьте, что эти капли заполняют все ваши мысли. И в каждой из них таится какая-то идея, а иногда – даже целая история. Фрушар! Внутри вас текут ручьи. В вас запружены реки фантазии. Усядьтесь на берег и закиньте удочку!

Фрушар вновь уставился на оконное стекло. Он сглотнул.

– Злодей должен попасть в тюрьму. Там другие заключенные будут его пытать, а потом убьют, – наконец произнес наемный писатель.

Дюма похлопал Фрушара по спине.

– Великолепно и действенно. Во всяком случае, если вы хотите меня разорить. – Он взъерошил волосы. – Как насчет такого? Злодей должен попасть в тюрьму. Но страдания там его не погубят. О нет! Он станет еще сильнее и превратится в самого страшного злодея. Попадая в ад, дьявол чувствует себя как дома. Не так ли, Фрушар? – Не дождавшись ответа, Дюма продолжил: – В тюрьме наш злодей обогатится и станет еще могущественнее. Только на сей раз случится это не за счет невинных граждан, а к несчастью других заключенных.

– Но как же так устроить? – тихо спросил Фру- шар.

– Чего бы вам больше всего не хватало в тюрьме? – спросил Дюма.

– Мне бы… ну, если бы мне довелось там оказаться, мне бы.

– Вы мужчина, Фрушар. Вам бы хотелось иметь метрессу[8]. Ночи в тюрьме холодны и скучны. Посему наш злодей подкупает надзирателей.

– Как же он достал деньги?

– Зачем нужны деньги, если есть идеи? Идеи, Фрушар! Метресса приходит к нему, а он за плату делится ею с товарищами по несчастью. Этими деньгами наш злодей подкупает караульных и становится настолько богатым, что превращается в короля тюрьмы. Разумеется, своим товаром он лакомится и сам.

– Какая мерзость! – застонал писатель.

– Вы так полагаете? Тогда это именно то, что нам нужно.

На лестнице послышались шаги. Появился швейцар. В сливовой ливрее его было едва видно на фоне обоев.

– В чем дело, Моке?

– К вам посетитель, месье, – сказал швейцар.

В шато Монте-Кристо бывало два вида гостей. Одних приглашал сам хозяин: с такими он чинно пировал днем, а по ночам устраивал кутежи. Другие же приходили сами и требовали чего-то, что Дюма был не готов или не мог предоставить.

– Я же объяснял тебе, что делать с нарушителями спокойствия, Моке.

Швейцар поклонился.

– Несомненно, месье. Но на сей раз господа из банка привели собаку. Наш Наполеон от испуга облегчился у всех на глазах, а потом убежал в будку.

Дюма зашагал по комнате. В дверях он опять повернулся к наемным писателям.

– Это не повод отложить перья в сторону. Сегодня вечером статьи должны быть в типографии. Журнал «Мушкетер» выйдет в срок и в полном виде. Пишите, господа, пишите!

Александр Дюма велел швейцару проводить незваных гостей в белый салон. Сам он, быстро войдя в комнату через боковую дверь, удобно устроился на кресле с высокой спинкой и обивкой из красной кожи. Предмет мебели напоминал трон. Дюма часто бывал в Лувре, где на картинах изучал, как короли французской истории сидели на роскошных креслах. Когда приходили банкиры, писатель принимал непринужденную позу Людовика XVIII. Для этого он клал левую руку на подлокотник, а правой опирался на трость.

У одной из стен комнаты стоял бюст хозяина дома из пентелийского мрамора. Фигура была в два раза больше своего владельца и таинственно глядела на потолок, где люстра сияла кристальным светом, отбрасывая сверкающие искры на полированный камень. Дюма нравилась эта композиция. Порой ему казалось, что его каменная копия вот-вот посмотрит на него и с ним заговорит.

Со входа доносились громкие голоса, сопровождаемые собачьим лаем и клацаньем когтей по каменной плитке.

– Только не собака, месье, – кричал Моке. – Только не в шато!

В белый салон вела двустворчатая дверь. Она была сверху донизу усеяна маленькими стеклянными окошками. Сейчас за ней появились двое мужчин в темном. Сквозь стекла их фигуры казались разделенными на квадраты. Дюма усмехнулся: дверь напомнила ему головоломку, в которой нужно передвигать фрагменты, чтобы получить цельную картину. Было бы забавно переставить кусочек с головой одного мужчины так, чтобы он оказался в промежности другого. Дюма все еще раздумывал над заманчивыми вариациями, когда посетители самовольно открыли дверь и вошли.

– Месье Галлуа. Месье Одье.

Дюма знал гостей и кивнул им в знак приветствия, но не встал.

– Дюма, – сказал тот, что звался Одье. Его прическа парой голубиных крыльев обнимала его голову. – Наше терпение на исходе. Платите! Или мы засадим вас в тюрьму.

Между ног кредиторов протиснулась собака. Черная и короткошерстная, по колено хозяевам, она не переставала скалиться. Одье держал ее на коротком поводке.

Дюма подозвал мужчин поближе и предложил им расположиться на стульях за белым круглым столом, занимавшим середину комнаты. Мужчины не садились. Но это лишь пока.

– Сколько еще я вам должен? – спросил Дюма.

– Ровно триста сорок тысяч франков. И это с процентами, – последовал ответ Галлуа.

– И ради такой суммы вы специально приехали из Парижа, – отметил Дюма. – Раз у работников вашего банка хватает времени на такие пустяки, дела у учреждения явно идут лучше некуда. Я не вижу ни единой причины поддерживать вас своими деньгами.

– Это наши деньги, Дюма, – Одье повысил голос. Собака со злобным рычанием потянулась к хозяину дома. – И это совсем не мелочь. Свечнику у меня на улице пришлось бы работать всю жизнь, чтобы заработать хотя бы сто тысяч франков.

– И сколько свечей получилось бы в итоге? Возможно, он смог бы осветить ими на одну ночь весь Париж. Ежели нет, выходит, такое под силу только писателям. Передайте бедняге от меня привет, – ответил Дюма. – Я закажу у него четыреста сальных свечей. Мое шато должно сиять столь же