Шрифт:
Закладка:
Швед как штормовая волна — всё сметет. И если навстречу волне волну бросить… нет, поглотит шведская волна русскую. Швед не первый год уже в Европе бушует — опытный он вояка. С ним по его правилам сражаться никак нельзя. Против штормовой волны одна защита — крепкая и высокая дамба. Никуда эта дамба не бросается, а стоит намертво. И такая она должна быть крепкая, чтобы самая лютая волна об нее разбилась и в капли разлетелась!
Такая нам нужна армия — крепкая как дамба! Такую и будем строить!
Потому и колокола со всей России собирали, и самых рослых и крепких мужиков в рекруты брили. И первое чему мужиков учили — так это стрелять. Никакой рукопашной против шведа. Стеной стоять, и бить его таким свинцовым боем, чтобы как о стену швед, о пули русские бился! И бежит швед — не преследовать его. Пусть бежит. А в погоню пусть калмыки и казаки бросаются — они это здорово умеют — бегущих гнать с гиканьем и улюлюканьем, и спины и затылки рубить.
И еще одно царь Петр придумал (потому и набирали для этой царевой придумки самых рослых и сильных мужиков). А придумал царь «наступающую крепость». Не знала еще такого видавшая виды Европа, чтобы перед самым боем, за ночь, на поле, где на рассвете солдаты начнут колоть и стрелять друг друга, крепость выросла! Поле было еще вечером, а утром — земляные бастионы и редуты — высокие земляные стены вместо ровного места! А на стенах пушки! Не знала таких чудес Европа. И, забегая вперед, можно сказать, что потом, в последующие года, сами европейцы стали придумку русского царя часто и успешно использовать (и себе эту русскую придумку приписывать). До того оказалось это славно и практично — «наступающая крепость».
Но пока — и армия, и флот, и столица, и придумка царя Петра «наступающая крепость» — пока всё это лишь создавалось и разрабатывалось.
А шел уже 1708 год. И неужели король шведский не знал, что за эти восемь лет после Нарвы в России такие перемены? Знал. Хорошо знал. Даже очень хорошо!
И про пушки знал, и про мужиков рослых, и про крепость наступающую — всё знал Карл XII. И что же сделал повзрослевший мальчик бойкий и отважный?!
А ничего не сделал! Вообще ничего! Впрочем…
Глава 2
"…Он слеп, упрям, нетерпелив,
И легкомыслен, и кичлив,
Бог весть какому счастью верит…"
Пушкин «Полтава»
Королю Швеции шел 26-й год. Высокий худощавый, с благородным в своей вытянутой худобе лицом, сидел он свободно на простом табурете в простой походной палатке. Король был не по-королевски прост и свободен, как в манерах, так и в словах. Ничего не выдавало в этом переростке властителя Севера. Казалось, что и свою власть он воспринимал как игру. Но именно эта простота и заставляла всех, кто сидел сейчас перед ним, испытывать животный страх — страх, который может внушать только дикий зверь или избалованный властью ребенок.
Десять лет минуло, когда шестнадцатилетний Карл выбежал из родительского дома и порешил не возвращаться в Стокгольм, не покорив весь мир. Когда другие властители Европы обустраивали свои столицы, укрепляли межгосударственные связи, договаривались, интриговали, подкупали, создавали союзы, предавали союзы, Карл, со своими гвардейцами, кошмарил европейский Север — бросаясь из одной битвы в другую. И всегда его видели в самой гуще — там, где смерть щекотала пятки и, оскалившись, заглядывала в самое лицо. Карл любил играть со смертью — и неважно во что, главное, что смерть близко. Что можно было ждать от такого короля?.. Ничего хорошего.
* * *
Карл XII был не один в королевской палатке. В этот вечер собралось всё его самое близкое окружение — самые преданные генералы и священники. Держали совет. Впрочем, советом это можно было назвать лишь формально. Король никогда никого не слушал и никогда ни с кем не делился своими мыслями. Он просто приказывал.
В этот вечер он приказал идти на Московию, бить азиатов-московитов. На самих шведских картах Россия обозначалась не иначе как Азия. Восточная граница Швеции и — по ту сторону границы — Азия, дикая первобытная Московия. Самих слов «Россия» и «русские» не было в шведском обиходе. Просто Московия, где обитали, паслись и размножались московиты — особое племя травоядных животных, которых создал Господь только для служения европейским хозяевам.
— Мне опять сегодня ночью явился Господь наш Иисус Христос, — загадочно осматривая священников и генералов, вкрадчиво проговорил король. — Он сказал мне: пора мой сын идти и привести к истинной вере этих безбожных азиатов, поклоняющихся доскам и всем своим непотребным видом оскверняющим Мой Образ.
— Ваше величество, — главный армейский священник поднялся и поклонился королю в пояс, — вы не только великий воин, достойный носить имя Великого Александра Македонского, вы и великий провидец.
— Поменьше лести, — король холодно скользнул взглядом по враз изменившемуся лицу первосвященника. — Я знаю, что равен по своим подвигам великому Александру. А Рёншильд — мой Аристотель (при этих словах генерал Рёншильд, наставник и воспитатель Карла XII, поднялся и в знак оказанной ему чести, поклонился своему королю).
— Завтра 1-е сентября. Прекрасное число для выступления. Всегда всё нужно начинать с первого числа. Завтра мы выступим, и через месяц вы будете пить вино в кремлёвских палатах. А угощать вас будет комендант Москвы генерал Шпар. Готовы принять эту ношу? — Карл с усмешкой глянул на вдруг назначенного коменданта еще не занятой столицы. Новый комендант в покорности склонил голову, что могло означать лишь одно — на всё ваша воля, мой король. И король сделал жест, говоривший ровно одно — совет окончен.
Когда последний генерал покинул королевскую палатку, король бросил на земляной пол походную циновку, лег на нее, не снимая ботфорт, и, подложив под голову обе руки, немедля уснул здоровым молодым сном праведника, надеясь еще раз увидеть во сне Иисуса Христа. Надо понимать, что и прошлую ночь он честно верил, что видел во сне благословившего его Спасителя. Король был душою чист и наивен как дитя.
* * *
Ранним утром, перед самым рассветом, вся шведская армия вместе со своим королем встала на неизменную часовую молитву. Ждал ли впереди долгий поход, или страшный бой, или обычный будничный день — утро начиналось с молитвы. Каждый швед, что служил своему королю, начиная с последнего мальчишки-барабанщика, страстно