презирая смерть, под обстрелом, собирают под стенами ядра и стрелы. И это не всё, — иезуит кашлянул, стремясь избавиться от першения в горле, тронул рукой плохо заживающий шрам на лице и заговорил более уверенно: — Наши пушкари и польские гусары уделяют военным exercitium два дня в неделю, обычно с утра и до обедни, алебардщики и казаки — и того менее; всё остальное время, если не заняты в карауле, играют в кости, пьют, сплетничают, скандалят с командирами, грабят население и торгуют трофеями… Впрочем, так же ведут себя и царские войска московитов. Но троицкие монахи, вставшие к монастырским орудиям, посвящают военному делу всё своё время, от зари до зари, прерываясь лишь на молитву, короткий сон и время приёма пищи… На овладение секретами военного дела они тратят в семь раз больше времени, поэтому их пушки стреляют трижды там, где наши — один раз, и попадают точно в цель в два раза чаще.

— И этому они научились за три месяца осады? — недоверчиво спросил племянник папы.

— Монастырский оружейный двор существует более двух веков, — подобострастно взирая на Павла V, ответил кардиналу иезуит, — оружие с клеймом русских монастырей можно найти при дворах европейских правителей. Было бы странно предполагать, что мастера, умеющие делать первоклассные пищали и мушкеты, не способны из них стрелять. Нет, Ваше Преосвященство, троицкие монахи постигают военное дело не три месяца, а всю свою жизнь, поэтому сегодня каждый из них стоит пятерых солдат гетмана Сапеги…

— Даже так? — подал голос молчавший понтифик.

— По пути к Святому Престолу у меня было время подумать, Ваше Святейшество, — почувствовав в голосе Павла V раздражение и сарказм, торопливо произнес Флориан, — и я пришёл к выводу, что воин-монах — это идеальное гармоничное сочетание двух ипостасей. И тот, и другой на поле брани вверяет свою судьбу в руки Господа, для обоих служение есть дело жизни, а мирская суета — вред. Глупо пренебрегать столь ценным ресурсом и отрицать эффективную организацию военного дела монастырскими схизматиками, — Флориан зажмурился, вспоминая и переживая всё, что случилось с ним под стенами Троицкого монастыря. — Бесценный опыт — то, что я получил, не получив того, что хотел, — продолжил он. — Надеюсь на вашу мудрость и умение правильно распорядиться моими знаниями и предложениями. Считаю, что стоит бережно перенять их изобретения для укрепления и возвышения верховенства истинной веры и вашей власти.

Произнося последние слова, иезуит открыл глаза, посмотрел на понтифика и, наткнувшись на его ледяной взгляд и пренебрежительное, капризное движение кисти, замер, прервав собственную речь.

— Сципион, мальчик мой, напомни мне, пожалуйста, с какой миссией мы отправляли падре Флориана к этим северным дикарям, — проскрипел Павел, поворачиваясь к легату спиной и направляясь обратно к своему креслу. — Что мы хотим видеть в нашей резиденции и что нас интересует?

— Библиотеку царя «Ивана Кошмарного»[2] и Бон-По! — услужливо выгнув спину, напевно произнес молодой кардинал.

— Библиотеку я не вижу — значит, ты её не нашел, — глубоко усевшись в кресло и сцепив руки на животе, резюмировал Павел V….

— В момент моего отъезда обитель схизматиков ещё не пала, — опустил голову Флориан, чувствуя, как холодная капля пробежала по лбу.

— В таком случае… Напомни, Сципион, как там это было… — поморщился Его Святейшество и выжидательно посмотрел на племянника…

— Лета 1380 от Рождества Христова московит по прозвищу Пересвет победил тибетского монаха Челубея, владевшего древнейшим боевым искусством Бон-По и слывшего поэтому бессмертным[3], — торопливо озвучил справку кардинал. — По информации, имеющейся у курии, победить такого противника способен только воин, освоивший равноценную или лучшую технику, которой обладал Пересвет, и могут знать его прямые потомки. Один из них находится в настоящее время в Троице-Сергиевом монастыре…

— Ты видел его, Флориан? — тихо спросил Павел V.

— Да, Ваше Святейшество, — неслышно промямлил легат.

— Судя по твоим ранам, переговоры зашли в тупик?

Флориан кивнул, не в силах проглотить застрявший в горле ком.

— Однако ты выжил… — взгляд понтифика стал колючим и холодным, — из чего я делаю вывод: или потомки Пересвета разучились воевать, или ты обладаешь знаниями, превосходящими тибетские и троицкие… Обладаешь и молчишь…

— Но, Ваше Святейшество!..

— Погоди, Флориан, не раздражай меня, — Павел V прикрыл глаза, пожевал губами и ухмыльнулся. — Тебе будут предоставлены комфортабельные апартаменты и два дня, чтобы вспомнить, как тебе удалось выжить, что делал ты и твой… наш враг, записать все ритуалы древнейших искусств, дарующих победу в бою и бессмертие. Если за это время ты не справишься, мы поменяем твои апартаменты на менее комфортные… Ну а потом — не обессудь. И прости, мне некогда ждать, да и тебе тоже. Стража!..

Глава 2

Время разбрасывать камни и время собирать…

Ржаво заскрежетал и голодно лязгнул металл тюремного засова, безжалостно разрывая сердце, растворяя в затхлом полумраке человеческое достоинство, наполняя душу липким холодным страхом, отделяя свет от тьмы, славу от забвения, волю от беспощадного фатума. Оглянувшись на узкую почерневшую дверь, скользнув глазами по тяжелым кованым петлям, Флориан зловеще расхохотался, подняв голову к мрачному кирпичному своду подземелья.

— Ни-и-и-фо-о-онт! — закричал он, задыхаясь от спазмов, давивших грудь, — Ни- и-и-фо-о-онт! Ну почему ты опять оказался прав⁈ Отчего не убил меня в этой проклятой башне? Зачем мне эти муки адовы — каждый раз признавать твою правоту, мучаться от собственной ущербности и бессилия?…

Всё произошло именно так, как предсказывал чернец. Слово в слово… Иезуит зажмурился, закрыл ладонями лицо, завыл от обиды и нырнул в воспоминания об их последней встрече в Троицком монастыре.

* * *

— Ты дурак, Фрол, — хрипел потомок Пересвета, нанося один за другим косые, крест-накрест, сабельные удары, — ты польстился на внешний лоск и блеск золотого тельца, забыв, что это и есть зелье дьявола.

— Лукавишь, брат, — старательно уворачиваясь, шипел в ответ потомок Осляби, — этим дьявольским зельем, как ты выразился, на Руси кроют церковные купола. Или на них идёт другое золото, благостное и душеспасительное? Будь последователен, чернец. Если золото — зелье дьявола, значит, и купола золотят, привлекая его, а не Спасителя!..

Монах оторопел от сказанного и на мгновение ослабил натиск, что позволило иезуиту перейти в атаку, продемонстрировав всё лучшее, что он впитал в себя во время прилежного изучения испанской школы дестрезе, итальянской Flos Duellatorum и французской Анри де Сен-Дидье.

— Нет, Нифонт, — тесня противника, ритмично, в такт выпадам, выговаривал Флориан, — «золото — это совершенство. Золото создаёт сокровища, и тот, кто владеет им, может совершить все, что пожелает, способен даже вводить души человеческие в рай».[4]

— Дьявол всегда манит к себе блеском богатства и