Ленин, рассказывал Иоффе, так разнервничался, что даже сорвал с головы парик и принялся им размахивать[2640]. Помогло. Уже где-то в семь утра Ленин предлагает:

— Резолюцию подтвердить, к подготовке решительно готовиться и предоставить ЦК и Советам решить когда.

Решение гласило: «Собрание вполне приветствует и всецело поддерживает резолюцию ЦК, призывает все организации и всех рабочих и солдат к всесторонней и усиленнейшей подготовке вооруженного восстания, к поддержке создаваемого для этого Центральным Комитетом центра и выражает полную уверенность, что ЦК и Совет своевременно укажут благоприятный момент и целесообразные способы наступления»[2641]. За это решение проголосовали 19 человек, двое — Каменев и Зиновьев — были против, четверо воздержались. Резолюцию Зиновьева — «никакие выступления впредь до совещания с б-ской (не подумайте ничего плохого, «большевистской». — В.Н.) частью съезда Советов — недопустимы» — поддержали шестеро, трое воздержались и 15 были против. Если при таком раскладе сил, когда даже треть большевистского руководства не хотела восстания, переворот все-таки удался, значит действительно в те хмурые осенние дни власть буквально валялась на мостовой.

Для практического руководства восстанием избирается Военно-революционный центр — Свердлов, Сталин, Бубнов, Дзержинский, Урицкий. Постановлено, что этот центр должен войти «в состав революционного Советского комитета», то есть в Военно-революционный комитет[2642]. «Уходя с заседания 16-го, каждый по собственному разумению мог толковать принятое решение и на свой фасон успокаивать свою политическую совесть»[2643], — считал Мельгунов.

Временное правительство тоже весь день заседало, обсуждая планы большевиков. Журналисты сообщали: «В течение дня 16 октября Временному правительству точно не был известен день выступления большевиков. Еще накануне во Временное правительство стали поступать сообщения о том, что большевики решили выступить не 20-го, как это предполагалось, а 19-го. По-видимому, сами большевики еще точно этого вопроса не решили». Большевики, как мы знаем, действительно с датой не определились. В правительстве, судя по всему, исходили из хорошо уже всем известной установки Ленина о необходимости взять власть до съезда Советов, который по-прежнему предполагалось открыть 20-го. Коновалов заявил прессе, что «правительство располагает достаточным количеством организованной силы для того, чтобы подавить возможное выступление в корне». Полковников убеждает кабинет, что «все слухи о неблагонадежности Петроградского гарнизона, в смысле его готовности вступить в борьбу с анархией, совершенно неверны и что выступление большевиков встретит достойный отпор»[2644]. Тем не менее, «впредь до отмены» были выставлены самокатные наблюдательные посты на Миллионной улице, на Полицейском мосту и у Александровского сада против Гороховой улицы и Вознесенского проспекта[2645].

На следующий день планы большевиков вновь в центре внимания правительства. Кишкин, анализируя меры по противодействию большевикам, приходил к выводу, что для отражения атаки сил достаточно, но для перехода в наступление их может не хватить. Диссонанс вносит Прокопович:

— Маразм в нас, ибо мы не можем создать власть в стране.

Терещенко и Малянтович предлагали спровоцировать большевиков на выступление, чтобы решительно его подавить. Верховский внес элемент реализма: необходимых для этого сил он предоставить не может. Подал в отставку. Но она не была принята. Решили просить министра труда Гвоздева уговорить ЦИК вообще отменить II съезд Советов.

Но отменять съезд уже поздно. Объявив грядущий II съезд Советов непредставительным (большевики действительно позаботились о повышенном представительстве от симпатизировавших им Советов), бюро ЦИК все-таки позволило ему собраться, максимально сузив повестку дня и перенеся срок открытия с 20-го на 25 октября. Подозреваю, многие в большевистском руководстве — не Ленин — восприняли это решение как подарок. У большевиков оказалось в запасе еще пять дней на подготовку «в.в.».

Юнкерами усилили караулы в «Крестах», к зданиям экспедиции заготовления государственных бумаг, государственного банка, почтамта, центральной железнодорожной телеграфной станции и Николаевского вокзала отправлены были бронемашины, каждая с 12-ю пулеметными лентами. Было приказано выдать милиции дополнительно 5 тысяч «наганов», организовать милицейские патрули по всему городу, немедленно арестовывать лиц, являющихся в казармы и призывающих к восстанию. Запрещались любые уличные манифестации, митинги и процессии[2646].

Коновалов совещался с Черемисовым. Вечером, когда Керенский вернулся в столицу, возобновилось официальное заседание правительства, на котором Верховский и Никитин, докладывая о подготовке большевиками выступления, высказывали «полную уверенность», что «всякую попытку вызвать уличные беспорядки удастся ликвидировать в самом начале». К Керенскому явились делегаты Донского казачьего Войскового Круга для выяснения отношений. Делегация требовала, чтобы правительство восстановило Атамана Каледина в правах командующего войсками и публично признало свою ошибку перед Доном. Керенский обещал в ближайшие дни сделать официальное заявление, признав эпизод с Калединым «печальным недоразумением». Никакого официального заявления от правительства не последует[2647].

Большевики в тот день тоже уделили основное внимание мобилизации своих вооруженных сил. Подвойский вспоминал: «После митинга в одном из полков спешу в Смольный. В комнате много народу. Это ответственное совещание представителей всех районов Петроградской организации большевиков и Военной организации при ЦК партии. Обсуждение вопроса о вооруженном восстании. Председательствует товарищ Свердлов. Посредине комнаты — небольшой стол, совсем простой, ничем не покрытый. Напряжение в этот час вечера было сильное, а речи короткие. Район за районом устами своих организаторов говорили о том, что пролетариату их района уже нечего говорить. Ему сейчас надо только действовать. Это был основной голос всех районов. Такой же голос был и у руководителей военных организаций в отношении бывших царских полков… Но на этом совещании были и Зиновьев, и Каменев, которые пошли против партии. Я докладываю совещанию о Красной гвардии, войсковых частях и флоте. Свердлов шепчет: