в конце мелового периода миниатюрные птерозавры встречаются, по крайней мере один такой науке известен[109]. Однако у меня все же есть сомнения, кто именно перед нами: взрослое существо или детеныш крупного аждархида (род меловых птерозавров). Конечно, надо постараться, чтобы перепутать взрослое животное и детеныша, но в палеонтологии всегда есть место неожиданностям. Вариант, что какой-нибудь «многоэтажный» птерозавр имел детеныша размером с кошку, не кажется мне невероятным, а совсем наоборот. И так как они должны были быть при такой разнице в размерах не слишком заботливы, то и выглядеть детеныш мог как практически уже «готовое к употреблению» (к полету, охоте и т. д.) взрослое животное. Наконец, даже если верно (а скорее всего, это так), что перед нами таки взрослый аждархид редкостно малых размеров, все же пока это выглядит как исключение, отклонение от основного направления эволюции позднемеловых птерозавров.

Крупному летуну требуется легкий скелет, при переходе же к жизни в воде, как я говорил, рассказывая о первых переселенцах с континента в океан, на первых порах необходимо нечто совершенно противоположное: требуется сделать скелет массивнее, чтобы за его счет уравновесить наполненные воздухом легкие.

Вообще, птерозавры оказались мало приспособлены к созданию наземных или водных форм, в отличие от птиц. Мы пока не знаем не только птерозавров, отказавшихся от полета и переселившихся в море, но и птерозавров, мирно бегавших по лесам мезозоя (если первых я назвал птеропингвинами, то этих, условно говоря, можно было бы звать птеростраусами). Конечно, были птерозавры — обитатели изолированных островов, предпочитавшие «пеший строй», подобно сегодняшним, эндемичным для островов птицам — я уже сказал выше о хацегоптериксе, — но это именно результат островной изоляции, к тому же, как я писал выше, не уверен, что способность к полету хацегоптериксы утратили окончательно.

Отчасти среди прочего неспособность птерозавров породить что-то водное или бегающее была связана со строением их опорно­двигательного аппарата. У птиц две конечности (крылья) используются для полета и две — для независимого передвижения на земле. Чтобы освоить жизнь в новой среде, они могут модернизировать одну пару конечностей, не меняя до поры до времени вторую. Вероятно, именно сохранение эволюционной «пластичности» задних конечностей, возможности эффективного использования их для передвижения по земле, воде, эффективного хватания (крепления на поверхности, манипуляций с предметами — об этом далее) сделало двукрылую «модель» птиц наиболее эффективной и единственной сохранившейся до нашего времени.

Птицы, детали конструкции

Повторю, у некоторых пернатых птичьих динозавров (извините за громоздкое определение) и задние конечности были покрыты удлиненными перьями, которые могли бы служить и для планирующего полета (вернее, для маневрирования, как сегодня птицы используют свой пучковидный хвост). Но четырехкрылая «модель» оказалась эволюционно тупиковой. Эволюционный проигрыш не значит, что изначально ставка на четыре крыла была бессмысленна. Во-первых, пока мускулатура, необходимая для машущего полета, у животного была еще не развита и оно было способно только к планирующему полету, дополнительные крылья были весьма кстати. Во-вторых, эволюция всегда работает с тем, что есть. И это «то, что есть» и подлежит оптимизации: пока у птиц и протоптиц не было на задних лапах противопоставленного пальца, пока отпечатки их лап не приобрели очертаний знака «пацифика», они испытывали явные сложности с тем, как располагаться на деревьях. А это требовало использования хвоста как балансира, что не вполне исключало, но осложняло его использование в качестве руля, для этого использовались оперенные маховыми перьями конечности. Но когда расположение пальцев поменялось, это сразу поменяло в птичьей конструкции приоритеты — большой хвост перестал быть нужен. Можно было отказаться от длинного хвоста, дополнительной пары задних крыльев и водрузить над тазом пучок из мощных перьев.

Описанная картина очень красива, но это картина эволюции ну очень сферической птицы ну очень в вакууме. Разумеется, попытки совместить веерный хвост современного типа и обычный исконный хвост, пригодный для балансирования, проводились. Такое уникальное сочетание было у джехолорнисов (Jeholornithiformes)[110], но джехолорнисы все-таки уникумы — в их время «мощные хвосты» были уже не в моде. Скорее всего, они использовались для демонстраций, может быть, для лазания по ветвям (как используют сегодня хвосты, например, приматы), хотя не знаю, насколько хвост джехолорниса мог быть гибким. И да, один палец на ногах у джехолорнисов если не противостоит, то уже заметно отстоит от остальных (что хорошо видно на ископаемых отпечатках). Но пример джехолорнисов — прекрасное напоминание: общая схема эволюции — именно общая, всегда есть хитроумные и интересные ответвления, связанные с конкретными условиями, в которых обитает конкретное животное.

Итак, по мере эволюции надобность в задних крыльях исчезала, тем более что они мешали при перемещении по земле (впрочем, особо сильно здесь, кажется, вредил большой хвост). Избавление от большого хвоста вообще универсальная тенденция всех летающих животных: с хвостами постепенно расстаются птерозавры, в меньшинстве сегодня и длиннохвостые летучие мыши. Полагаю, устранение длинного, тяжелого, умеренно оперенного девайса заднего прикрепления позволило птицам лучше взлетать с земли и, значит, проводить на ней больше времени, развивать пригодность задних конечностей к пешему режиму. Парадоксально, но лучшее приспособление к жизни на деревьях — противопоставление пальца — дало птицам возможность приспособиться в дальнейшем к тому, чтобы больше проводить времени на земле. Такое встречается в истории Земли, пусть и нечасто, зато каждый случай на удивление ярок. Плавательный пузырь современных рыб произошел от древнего примитивного легкого — приспособление к жизни в водах, бедных кислородом, в дальнейшем оказалось универсально полезным.

Твердый мощный хвост на самом деле мог быть полезен и для жизни на деревьях и использоваться не только как балансир, он мог быть своеобразной «дополнительной ногой», на которую животные опирались, карабкаясь по стволам деревьев. Сегодня приблизительно так используют свои хвосты дятлы. Они, само собой, по стволам не карабкаются, зато долго и упорно сидят на одном месте, подвергая древесину интенсивному перфорированию. То есть мощный хвост удобен в принципе для лазания. Он становится лишним для летающего птицеподобного существа, когда оно переходит к жизни на тонких веточках, а делает это, когда на этих веточках появляется много интересного, скорее всего, когда начинают распространяться первые цветковые или близкие к ним (по строению) растения. И да, для жизни на тонких ветвях они и сами становятся меньше, чтобы ветви их выдерживали. И вот тогда им и становятся нужны противопоставляющиеся пальцы и прочие «технические» решения, сделавшие птиц похожими на современных нам.

Возможно, однако, как всегда, не только новые пищевые ресурсы ждали мужественных исследователей, быть может, первыми освоили жизнь