Шрифт:
Закладка:
Сразу перед или сразу после решения партбюро Академии о проведении суда, Аркин, Бунин и Былинкин отправили в редакцию The Architectural Review ответное письмо, в котором обвинили редакцию в «огульном клеветническом охаивании всей советской архитектуры и советского народа», а также отказались от дальнейшего сотрудничества. Письмо будет получено в Лондоне в декабре и опубликовано в мартовском номере журнала за 1948 год (см. Приложение 14). Однако остановить процесс в Москве оно уже не смогло.
Заседания Суда чести проходили в Доме архитектора и длились ровно месяц: первое было проведено 24 ноября, последнее — 24 декабря. Первые были закрытыми, и лишь два последних — 23 и 24 декабря — открытыми: на них в общей сложности присутствовало около 800 человек[446].
Суд состоял из семи человек — помимо Шкварикова в него вошли А. В. Щусев, И. В. Рыльский, Е. Г. Чернов и др. В роли общественного обвинителя выступал В. М. Кусаков. В качестве свидетелей были приглашены Н. Я. Колли, А. Г. Мордвинов, А. И. Михайлов и др. Кроме того, суд привлек трех экспертов — С. Е. Чернышева, Б. М. Иофана и Д. Н. Чечулина (список «действующих лиц» см. в Приложении 11).
Специально для Суда чести на русский язык было переведено редакционное предисловие, а также был сделан обратный перевод на русский статей Аркина, Бунина и Былинкина.
Все трое были обвинены в том, что они неверно обозначили различия между СССР и капиталистическим Западом; что «погнались за личной популярностью» и делали все «в угоду своим узко личным тщеславным побуждениям»; что не сделали правильных выводов из доклада Жданова о журналах «Звезда» и «Ленинград»; что в редакционной статье они названы «тремя ведущими русскими архитекторами, играющими важные роли в этой драме реконструкции» (на что Аркин ответил: «Это отсебятина редакции»[447]), что они проявили «низкопоклонство» и «антипатриотизм». Но, пожалуй, главным обвинением было то, что именно они своими статьями спровоцировали редакцию написать предисловие, которое «является грязной клеветой на нашу архитектуру, на советских архитекторов и на советское правительство».
Помимо этого, Аркину Судом чести были предъявлены и персональные обвинения: как ответственного секретаря архитектурной секции ВОКСа его сочли главным инициатором публикации, в процессе подготовки которой он, выбирая авторов, не привлек других специалистов по градостроительству и не передал готовые статьи для обсуждения в Академию архитектуры. Наконец, собственно текст статьи Аркина был препарирован, и отдельные его фразы были признаны «аполитичными», «безответственными» и «безыдейными». Больше всего досталось термину «современная архитектура» (за то, что Аркин не уточняет, какая именно: советская или буржуазная), а также предложению начинать новое архитектурное летоисчисление с момента «разрушения городов» во время войны, хотя, по мнению выступавших, его следует начинать с Октябрьской революции.
Из стенограммы заседаний суда и объяснительных записок Аркина видно, что в начале процесса он спорил и даже огрызался: «[Статью] я не „состряпал“, а весьма тщательно написал. Я возражаю против этого выражения „состряпана“ и протестую против применения этого термина». Винил во всем «безграмотных» переводчиков, сделавших обратный перевод его статьи: «<…> мне приписываются фразы и целые предложения, которых я никогда не писал <…> почти все конкретные обвинения по поводу моей статьи основаны на искаженных или вовсе мне не принадлежащих цитатах»[448], — и требовал приобщить к делу оригинал статьи. Что в конечном счете и было сделано, однако мало на что повлияло.
Свою вину Аркин сначала не признавал, однако постепенно его формулировки становились все менее твердыми.
25 ноября: «Я не признаю. Не могу усмотреть ни в одной строке, ни в одном слове и тоне раболепия и низкопоклонства».
14 декабря: «Я считаю, что нет никаких оснований для того, чтобы усмотреть в этой статье какие-либо черты антипатриотизма и низкопоклонства».
20 декабря: «Обвинение в непатриотическом поступке не признаю, а целый ряд критических замечаний и обвинения я признаю».
23 декабря: «С существом обвинения согласен. <…> [Статья] дает основания трактовать ее как невыполнение мною патриотического долга, но наряду с этим я с рядом формулировок обвинения не согласен».
24 декабря: «До самого последнего времени, можно сказать до самых последних дней, до начала суда, я был совершенно определенно убежден, что я не совершил никакого антипатриотического поступка <…> громадное значение Суда заключается в том, что этот Суд, рассматривая это дело, показал подлинную природу того тяжелого проступка, который я совершил».
Все выступавшие на суде, конечно же, резко осуждали публикацию Аркина, Бунина и Былинкина и на разные лады повторяли те обвинения, которые впервые прозвучали еще в решении партбюро Академии архитектуры от 3 ноября. Особенно жесткими были высказывания Шкварикова, Мордвинова, Чечулина, Чернышева, а также К. С. Алабяна: «Они забыли свой патриотический долг, они потеряли лицо советского гражданина и незаметно для себя одели маску интеллигента в буржуазном понимании этого слова»[449].
Вступиться за трех авторов пытались лишь Колли (в статьях «есть вещи, которые недостаточно ясны, но чтобы это являлось мотивом, чтобы товарищей привлечь к Суду Чести, это я не понимаю, и предисловие никак не вытекает из статей»), Рыльский, который вообще предлагал всех троих оправдать («Я в этих статьях не вижу ничего антипатриотического, ничего, что можно было бы назвать антипатриотическим, я не вижу никакой связи с тем, что появилась эта статья англичан. Там нет ничего, что роняло бы наше достоинство»), и отчасти — Щусев («Я против того, чтобы муху прихлопнуть булыжником»). Косвенно Аркина поддержал и президент Академии архитектуры В. А. Веснин (в заседаниях суда он не участвовал): 29 ноября в газете «Советское искусство» он писал о «Всеобщей истории архитектуры»: «Подобного капитального труда <…> не имеет ни одна страна в мире. В этом труде (руководитель — проф. Д. Аркин) Академия архитектуры ставит себе целью осветить историю архитектуры с позиций марксистского материалистического мировоззрения»[450]. Однако все эти голоса, естественно, не были услышаны.
Особую роль на процессе сыграл А. И. Михайлов, выступивший дважды. Сначала, 25 ноября, с тезисами своего огромного — на 25 страниц! — отзыва на все работы Аркина начиная с 1920‐х годов. Затем 1 декабря — с рецензией уже непосредственно на статью в The Architectural Review.
В первых строках своего отзыва он писал:
В работах Д. Е. Аркина отчетливо выступает тенденция преклонения перед новейшим западноевропейским искусством при одновременном снижении русского и советского искусства. Поскольку Д. Аркин около 15 лет занимает положение руководящего идеолога <…> указанные тенденции принесли большой вред развитию советской архитектуры, а также архитектурной теории и критики <…> ошибки Аркина оставались не вскрытыми и приходится начинать их характеристику с более отдаленного времени. <…> в тот период