идеалами», «критикам-космополитам и формалистам, которые наиболее развязно орудуют на страницах искусствоведческой печати» и «мешают творческой деятельности художников-реалистов». В «список Герасимова» попали А. Эфрос, А. Ромм, О. Бескин, Д. Аркин, Н. Пунин, И. Маца, Я. Пастернак, И. Врона, В. Костин. Больше всего досталось Эфросу, автору «клеветнической версии о „провинциальном“ характере русской классической и современной живописи», «пошлому буржуазному эстету», который в своих «невежественных писаниях оплевывал величайших гениев русской живописи — Сурикова, Репина»: «Как приказчик, услужливо изгибающийся перед знатным гостем, Эфрос с благоговением говорит о всех проявлениях буржуазного модернизма. <…> Столь же по-хулигански третировал он и старейшего советского художника К. Ф. Юона». И так далее[416].

Это противопоставление художников-«патриотов» и критиков-«космополитов» продолжили П. Сысоев и Б. Веймарн в статье «Против космополитизма в искусствознании». Здесь главными героями оказались Эфрос, который «гнусно чернит великие традиции русского демократического искусства» и «пресмыкается перед упадочной буржуазной „культурой“ Запада» (речь о «Профилях»), Пунин, «матерый идеалист» и «жалкий раб упадочного буржуазного „искусства“», который «давно ведет подрывную работу в нашем искусстве», и «двурушник» Бескин, который «обдавал грязью произведения, удостоенные Сталинской премии». А к «списку Герасимова» авторы добавили «молодого искусствоведа [А. А.] Каменского», который приобрел «печальную известность после дискуссии о натурализме, во время которой он пытался очернить ведущих советских художников-реалистов». Заканчивается статья требованием «разоблачить пробравшихся в советское искусство буржуазных космополитов», чтобы «расчистить путь для дальнейшего успешного развития нашего искусства»[417].

Путь и в самом деле был расчищен. Жертвами кампании стало огромное количество историков и критиков искусства и архитектуры. Одни были уволены с работы, другие — сосланы, и практически все были лишены права на профессию. Пунина уволили из Ленинградского университета (позже он был арестован по обвинению в контрреволюционной деятельности и отправлен в лагерь, где и погиб в 1953-м), Аркин и Габричевский были уволены из Академии архитектуры, Эфрос — из Института истории искусства и выслан в Ташкент и т. д. После передовицы «Долг советских искусствоведов» в журнале «Искусство» (1950), в которой был расширен список «обвиняемых» (Алпатов за «Всеобщую историю искусства», Лазарев за исследования о византийском и новгородском искусстве, Виппер за книги об английском искусстве и Тинторетто, Сидоров за книгу о советской графике)[418], некоторые из них были вынуждены каяться или публиковать статьи, изобличающие буржуазное искусство[419]. Издание первых трех томов «Истории русского искусства», подготовленных Институтом истории искусства, было приостановлено, как и монографии В. Н. Лазарева «Происхождение итальянского Возрождения» (его двухтомник выйдет лишь в конце 1950-х), и подготовленного Аркиным второго выпуска «Архитектурного архива» (подписанный в печать в 1948‐м, он так и не выйдет), и многих других исследований. «Из искусствоведов особенно пострадали те, кто работал на западном материале»[420]. В частности, были прекращены западные исследования в Академии архитектуры. Параллельно происходил и процесс русификации русского искусства и «пролетаризации» западных художников: так, Грабарь приписал авторство Пашкова Дома не Н. Леграну, а Баженову[421], Аркин переименовал (возможно, по совету того же Грабаря) Ф.‐Б. Растрелли в «Варфоломея Варфоломеевича»[422], а Виппер «изобрел» Брейгеля Мужицкого[423]. Однако Лазарев отверг требование «превратить византийца Феофана Грека в русского художника»[424].

По воспоминаниям Ю. А. Дмитриева, работавшего в те годы в Институте истории искусства, борьба с коспомолитизмом «принимала жестокие, уродливые, более того, пакостные формы. До сих пор я вспоминаю об этом времени с содроганием. <…> во многих людях открылись такие низменные качества, о которых нельзя было даже подозревать»[425].

Жертвами кампании стали не только отдельные ученые, но и целые институции: в 1948 году был закрыт ГМНЗИ, в 1951 году в Совете Министров СССР рассматривалось предложение об упразднении Музея Рублева, однако его удалось отстоять усилиями Д. И. Арсенишвили (тогдашнего директора), которого неожиданно поддержал секретарь ЦК М. А. Суслов, в 1952 году пытались закрыть Институт истории искусства, но, по словам В. Н. Гращенкова, Грабарь «положение спас»[426].

* * *

На фоне аналогичных процессов в других областях культуры и науки, борьба с космополитизмом в архитектуре была, вероятно, самой короткой и самой бескровной.

Формально она началась с публикации 19 марта 1949 года в газете «Советское искусство» редакционной статьи «Против космополитизма в архитектурной науке и критике». Тем самым архитектура стала последней в ряду гуманитарных и творческих дисциплин, подвергшихся травле. Важно также отметить, что если против, например, искусствоведов выступил лично Герасимов, президент Академии художеств, против кинематографистов — И. Н. Большаков, министр кинематографии, против музыкальных критиков — Т. Н. Хренников, первый председатель правления Союза композиторов, то ни вновь назначенный[427] президент Академии архитектуры А. Г. Мордвинов, ни председатель Союза архитекторов В. А. Веснин, ни председатель Комитета по делам архитектуры при Совмине Г. А. Симонов публично не высказывались. Авторами нескольких подписанных статей, вышедших в марте — апреле 1949 года и посвященных архитектуре (другие статьи были анонимными), были фигуры далеко не первого с бюрократической точки зрения ряда: архитектор А. С. Перемыслов, историк архитектуры М. И. Рзянин и др.

Среди тех, кого объявили космополитами, были ведущие историки архитектуры, а также архитекторы — за их теоретические статьи и книги. В различных обвинительных публикациях список архитектурных космополитов варьировался, но основной набор имен оставался неизменным: Д. Е. Аркин, А. К. Буров, А. Г. Габричевский, М. Я. Гинзбург (к тому времени уже покойный), И. Л. Маца и Р. Я. Хигер. Этот список постоянно дополнялся: А. И. Аксельрод, А. В. Бунин, А. Л. Пастернак («Советское искусство»)[428], Д. М. Аранович, Б. М. Иофан, С. А. Кауфман (Г. Крисько в «Правде»)[429], Н. И. Брунов («соратник безродных космополитов»), Бунин, И. В. Жолтовский («Культура и жизнь»)[430], Брунов, Бунин, Жолтовский, «сколотивший вокруг себя группу единомышленников» (М. О. Барщ, Г. А. Захаров, Г. А. Зундблат, Ю. Н. Шевердяев), Кауфман, М. Г. Круглова, А. Г. Цирес («Архитектура и строительство»)[431], Брунов, Н. Я. Колли, А. И. Некрасов, Л. И. Ремпель (М. И. Рзянин в «Архитектуре и строительстве»)[432].

Особая роль была отведена вице-президенту Академии архитектуры и ответственному секретарю правления Союза архитекторов К. С. Алабяну. 14 марта, то есть за пять дней до первой публикации в «Советском искусстве», постановлением Политбюро ЦК ВКП(б) он был снят со своих постов «как не обеспечивший проведения государственной линии в вопросах архитектуры»[433], а затем в газетных статьях был обвинен в том, что служил космополитам «опорой и поддержкой»[434], «защищал группу безродных космополитов»[435] и «потворствовал враждебной деятельности проповедников космополитизма»[436].

Однако, используя уместный, как кажется, в данном контексте уголовный жаргон, «паровозом» (то есть основным обвиняемым) был объявлен именно Аркин. В третьем номере журнала «Архитектура и строительство» за 1949 год (вышел в мае[437], подписан в печать 13 апреля, но сдан в производство еще 24 февраля!) была опубликована статья А. Перемыслова «„Идеолог“ космополитизма в архитектуре Д. Аркин». Первая же фраза статьи звучала как безапелляционный судебный приговор:

Лидером антипатриотической группы, принесшей много вреда советской архитектурной науке, наиболее активным «идеологом» буржуазного космополитизма в архитектуре является профессор Д. Аркин[438].