- Успокойся – повторил я и перевел взгляд на Евгения Николаевича – Вот он сам нам и расскажет, верно?

Сжавшийся в комок старик не ответил. Даже не глянул на меня, не сводя застывшего взора с мокрого от растаявшего снега пола. Руки зажаты между ног, сидит на самом краешке скамьи, крупная дрожь заставляет его раскачиваться из стороны в сторону. Не глянул он и на вставший рядом с ним граненый советский стакан чая.

Выждав с минуту, я понял, что так дело не пойдет и наклонился к нему ближе:

- Успокойтесь, Евгений Николаевич. Успокойтесь. Бить вас никто не будет. Пальцем не тронут – я обещаю. Конечно, если вы не станете пытаться бежать или хвататься за оружие. Орать и запугивать тоже не станем. Я ведь вижу, как вы накручиваете себя прямо сейчас. Хватит затягивать пружину. А то так можно и до инфаркта дотянуть – и тогда смерть.

На этот раз он отреагировал хоть как-то – испустил долгий свистящий выдох, передернул плечами и немного выпрямился, хотя по-прежнему напоминал смертельно раненую взъерошенную птицу со свисающей головой. Как-то раз в наш дом в деревне со всего лету ударил молодой голубь. Ударил в стекло окна, напугав нас резким звуком. Я нашел его на завалинке, успев в последний миг спасти от когтей вечно полуголодной кошки – бабушка говорила, что сытым кошкам место в городе, но не на селе. Голубь был внешне цел. Ни одной ранки. Только голову не мог поднять, уронив ее на пеструю грудку. Бабушка глянула и сказала равнодушно – не жилец, отдай кошке. Я не послушался и отнес в безопасное место. Но голубь не выжил – он хоть и сидел, но голову так и не поднял, а следующим утром я нашел его мертвым и отдал кошке. Вот и Евгений Николаевич сейчас выглядел как тот голубь… Его уже будто ничего и не волновало.

- Вам надо успокоиться – повторил я, мягко касаясь его дрожащего плеча – Все что сделано – уже сделано и вряд ли это можно как-то исправить. Постарайтесь отстраниться от происходящего, хорошо? Авария уже случилась, машины столкнулись. Самое время слезть с капота, куда вас выбросило ударом. Слезьте. Осторожно стряхните с себя битое стекло. Затем мысленно отойдите на пару шагов назад и сядьте. Закройте глаза, дышите спокойно. Что сделано – то сделано. Поэтому глупо переживать это снова и снова. Как только чуть придете в себя, выпейте сладкого чая. А я вернусь минут через десять, и мы просто поговорим как человек с человеком.

На этот раз он едва заметно кивнул. Я качнулся чтобы встать, но сделал вид, что только что вспомнил и тихо спросил:

- В убежище точно больше нет никого живого?

- Никого… - прошептал старик, дрожащей рукой нащупывая стакан – Никого…

Кивнув, я прихватил свой чай, бросил упреждающий взгляд на чуть успокоившегося Сергея Блата и шагнул к нашей радиоточке. За пару минут обрисовал радисту то, что ему следует незамедлительно передать в Бункер. Мы, конечно, все проверим, но в целом картина ясна – Бункер Старого Капитана мертв. Возможно его внутренние механизмы еще работают, но без населения это всего лишь закопанная в снег консервная банка. Словам пленника я поверил – он не лгал, когда утверждал, что кроме них в убежище больше никого нет. Я не мню себя экспертом, но в этом случае был уверен, что старик говорил правду. Об этом же говорил и увиденный мной там во входном темном тамбуре абсолютно неожиданный здесь предмет – на следующей двери висел навесной квадратный замок. Безумие… это какое-то безумие…

Закончив передачу, Касьян Кондратович повернулся ко мне, кашлянул и задал довольно неожиданный вопрос:

- С какого капота-то?

- А?

- Ну ты тому вон посоветовал слезть с капота. Говорил ты тихо, но я расслышал вроде правильно.

Я кивнул.

- Так с какого капота-то ты ему слезть советовал? Капот ведь у машин бывает?

- Платье есть такое женское! – вставил Филя – Шибко красивое!

- Машина – улыбнулся я, краем глаза заметив, что к нашему разговору начали прислушиваться все без исключения – Но я ведь образно говорил. И подстроился под современный лад, хотя мудрость старинная. Бабушка моя всегда подругам почти тоже самое говаривала: хватит выть на пожарище. А я от нее перенял и чуть переиначил. Думаю, смысл выражений понятен?

- Нет уж ты поясни – возразил Касьян Кондратович – Про машину и капот.

- Ну… представьте, что вы ехали по дороге и попали в аварию с серьезным столкновением.

- Кто был за рулем?

- Это неважно – хмыкнул я – Суть в шоке от самого происшествия и от его внезапности. Бам! Удар был такой силы, что тебя выбросило из салона на капот машины, где ты и остался лежать, голося во весь голос или захлебываясь беззвучным перепуганным криком. И это более чем нормальная реакция на подобное событие. А вот дальше начинаются варианты. Есть правильный - полежал на капоте пару секунд, поорал с перепугу, выматерился, а затем слез, отбежал в сторону и вернулся к куда более важным делам – проверить как там остальные люди в твоей и чужой машинах, не задело ли кого, не начинается ли пожар и не следует ли заглушить двигатель. Понятно я объясняю?

- Ага. В нашем случае считай то же самое – кивнул Филимон – Я как угодил в крест тюремный, так пару дней завывал. А затем втянулся… начал рычаги дергать, о жизни будущей думать…

- Именно – кивнул я, отмечая, что пленник сделал первый глоток чая, внимательно прислушиваясь к нашему разговору – Ты слез с капота, Филя. Ты занялся неотложными делами.

- А есть и другие варианты?

- Есть – ответил я – Это когда ты продолжаешь лежать на капоте и орать. Пусть уже не физически, но мысленно ты все еще там – в уже закончившейся аварии. Закончившейся для всех, но не для тебя. И в этом случае человеку необходимо сделать над собой усилие, слезть с чертового капота и отойти на пару шагов назад. Человеку необходимо отстраниться.

Что-то пробурчав, успевший снять верхнюю одежду Сергей возразил:

- Это если в обычной аварии! Там все просто. И если выжил – иди в кабак и празднуй. Водка – лучший растворитель печалей и страхов душевных. Но если угодил в крест тюремный – то это