–Я так понимаю, взломщик – это ты,– говорит Мейсон.

–Разумеется.

–Джонси может справиться с сигнализацией.

–Ага, если снова принимает свои лекарства.

–А что с водителем?

В этот момент в гостиную заходит Камилла Ривера. Выглядит она паршиво – кудрявые волосы спутались, под глазами темные круги, а на лице застыло такое выражение, словно девушка стала свидетельницей автомобильного взрыва.

–Скоро узнаем.

Я перехватываю Камиллу у пивной бочки. Она налила себе бокал дерьмового пива и теперь пьет его залпом.

–Ты откуда?– спрашиваю я.

–Не твое дело,– резко отвечает девушка.

Она допивает пиво и наливает еще один бокал, наполовину заполненный пеной.

–А ты спешишь,– отмечаю я, глядя на то, как второй бокал исчезает в ней так же быстро, как первый.

–Я не нуждаюсь в твоих комментариях, Неро,– говорит она, осушая бокал.– Ты последний человек в мире, кто может читать мне лекции о вреде алкоголя.

Обычно в этот момент я велю собеседнику заткнуться. Но не сегодня. Я вижу, как сверкают яркие слезы в уголках глаз Камиллы. За все годы, что мы знакомы, я видел ее в гневе, волнении или стрессе. Но никогда не видел ее в слезах. Ни разу.

И с этой картинкой явно что-то не так. Словно льву состригли его гриву. Я испытываю чувство, которого всегда избегаю,– жалость.

–Что происходит?– спрашиваю я.– Что случилось?

–Тебе-то что?– кричит Камилла.– Хватит изображать участие! От этого только хуже.

Ее крик привлекает внимание окружающих, но мне все равно.

Девушка пытается уйти, но я хватаю ее за руку и тяну обратно. Я разворачиваю Камиллу к себе, и ее тело прижимается к моему. В доме жарко, как в аду, но кожа Риверы еще жарче. Кровь бурлит в моих венах, когда я, ощерившись, требую ответа: «Объясни мне, что происходит!»

Она гневно смотрит на меня своими большими темными глазами.

–Отпусти меня, Неро!

–Не отпущу, пока не объяснишь!

–Она сказала: «Отпусти»,– прерывает нас мужской голос.

Сраный Джонни Верджер. Он проталкивается к нам, изображая из себя рыцаря на белом коне. На угрюмом лице парня читается решимость снова вступить в драку. Мне приятно видеть, что его нос все еще размером с грушу, а под глазами переливаются фингалы.

–Как лицо, Джонни?– спрашиваю я, не отпуская Камиллу.

–Лучше, чем станет твое,– рычит он.

Нас обступает толпа. Я вижу Беллу и Беатрикс в одних купальниках. Лицо Беллы светится предвкушением грядущей драки.

Камилла переводит взгляд с меня на Верджера.

–Мне не нужна твоя помощь,– говорит она Джонни.

–Этому говнюку давно пора преподать урок,– говорит тот.– Пусть держит свои руки при себе.

–Может, научишь этому свою девушку,– презрительно усмехаюсь я.– Она трогает руками… и ртом… все что захочет…

Джонни с ревом бросается на меня.

Я отпускаю Камиллу и убираю ее с дороги, чтобы ей случайно не перепало. Пока я швыряю девушку на ближайший диван, мясистый кулак прилетает мне в левое ухо. Я слышу хлопок, и перед глазами вспыхивают огни.

Я падаю на спину, и Джонни пытается наброситься на меня сверху, но я со всей силы бью его пятками в живот, отталкивая. Затем я мгновенно вскакиваю, даже не касаясь руками пола. Я бегу на Верджера, пока он продолжает барахтаться на спине, дважды бью ему по лицу и разок в живот.

Во мне просыпается жажда крови. Я почти не чувствую, как кулаки касаются его плоти, хотя вижу каждый удар. Я хочу бить сильнее и сильнее. Я хочу превратить его в кашу.

Джонни замахивается в ответ. Я уклоняюсь от первого удара. Второй прилетает мне в челюсть. Боль поражает и ослепляет.

Твою мать, как же я люблю это. Только в такие моменты я чувствую себя по-настоящему живым. Искренним. Я ненавижу этого ублюдка, а он ненавидит меня. Мы хотим разорвать друг друга на части.

Победить его – значит доказать, что я лучше. Умнее, быстрее, сильнее.

Я не раз убивал, когда не было выбора. Но это моя работа, и она не приносит удовольствия.

Драка – это совсем другое. Настоящее веселье. И я чертовски хорош в этом. В схватке один на один я практически непобедим.

Джонни крепкий парень. Достойный противник. Когда он ударяет снова, прямиком в грудь, я почти чувствую к нему уважение.

Но я все равно разделаюсь с Верджером.

Я уклоняюсь от его следующей атаки, а затем опять толкаю парня в грудь ногой, отчего тот влетает спиной в бабушкин сервант. Стеклянные двери разлетаются вдребезги, осыпая Джонни дождем из осколков.

В этот момент меня, словно поленом по голове, бьет полинезиец. Я не ожидал этой атаки и никак не мог к ней подготовиться. Мой мозг почти вылетает из башки, и я даже не чувствую, как падаю на пол. Только я стою на ногах – как уже лежу лицом в грязный ковер.

Я слышу крик – возможно, это Камилла. Полинезиец несколько раз пинает меня, смещая пару органов. Будь я в сознании, ощущал бы дичайшую боль.

Но я слышу только крик Ливая: «Я говорил не драться в доме!»

Затем я проваливаюсь в темноту.

* * *

Я прихожу в себя на какой-то застекленной веранде. Над моей головой кусок неоновой вывески и край какой-то высотки. Остальное – лишь темное летнее небо, затянутое облаками. Плотный от влажности воздух похож на дымку.

Я почти отключаюсь снова, но тут слышу раскат грома. Этот звук приводит меня в чувство.

Кто-то губкой умывает мое лицо. Прикосновения не грубые – они нежно и осторожно смывают кровь с моих ран.

Так умывала меня мама, когда я болел.

Лишь она видела меня таким. Беспомощным. Уязвимым.

Я пытаюсь сесть. Камилла опускает меня назад со словами: «Расслабься».

Я лежу на каком-то дерьмовом матрасе прямо на полу, без намека на кровать. В крохотной комнате пахнет сыростью. А еще – мылом и бензином, прямо как сама Камилла. Я вижу в углу стопку книг в мягких обложках и пару растений в горшках. Вот уж кому тут раздолье.

Это ее комната. Самая жалкая комнатушка, что мне доводилось видеть.

Камилла стоит на коленях у постели. Перед ней миска с водой, красной от моей крови. Девушка выжимает губку, окрашивая воду еще сильнее.

–Меня ударил тот полинезиец?– спрашиваю я.

–Его зовут Сионе,– сообщает мне Камилла.

–Черт возьми, таких ударов я еще не получал.

–Я удивлена, что у тебя во рту остались зубы,– говорит она.

–Хотя забудь. Думаю, Данте бьет не хуже. Если разозлится.