Эрик снял зал для больших компаний, но звукоизоляция была плоховата, и до них доносились вопли из соседнего кабинета.

–Бар, если честно, дно,– хмыкнул он.– Но лучше во Фледлунде не найдешь. Отсюда я будто переношусь в параллельную реальность. Знаешь эту теорию про множественные вселенные, где живут твои копии? Вот тут есть Эрик, который поет слезливые песни.

Это сильно перекликалось и с мыслями Кирана. У них действительно было схожее мироощущение.

Принесли напитки и еду, а затем начались обещанные песнопения. Паршиво они исполнили несколько современных хитов, на большее Кирана не хватило. Тогда Эрик продолжил в одиночку и переключился на японскую попсу. Киран же уселся в углу на вульгарном диване с рюшами и наблюдал за Фергюсоном. Происходящее уже воспринималось сквозь туманную пелену опьянения.

Эрик застыл на подсвеченной мини-сцене и что-то отчаянно горланил, явно не нуждаясь в зрителях. Эта же песня раздавалась в ту ночь, когда Киран наткнулся на Дагмар в коридоре (сейчас уже не удивляло, что она таскалась за братом даже по самым сомнительным местам). Мелодия была довольно жизнерадостная, но от исступленного исполнения Эрика Кирану постепенно становилось не по себе. Тот пел надсадным голосом. В конце просто упал на диван, и черные пряди скрыли его лицо. На виду остался только острый подбородок, а грудь тяжело поднималась в такт дыханию.

–Ты в порядке?– осторожно поинтересовался Киран.

Эрик кивнул и провел дрожащей рукой по лбу, откидывая волосы. В его глазах стояло странное парализованное выражение: в порядке он явно не был.

–Это любимая песня моей бывшей девушки,– наконец пояснил он.– Она заставляла меня ее петь. Типичный J-pop, аж жуть берет.

В словах ощущался какой-то подтекст. Эрик перевел дыхание и добавил:

–Потом она умерла, а я пою ее, когда хочу, чтобы мне стало по-настоящему плохо.

На заднем плане все еще играл слащавый полифонический минус, и это все больше напоминало какое-то изощренное наказание, которое Фергюсон изобрел для себя сам. Подсветка поочередно меняла цвета, и лицо Эрика в каждом представало по-разному. То страшное, то красивое. Киран никогда не понимал, как находить слова для других людей, поэтому молчал. Но его реакции и не ждали.

–В припеве поется: «Слов „спасибо“ и „я люблю тебя“ недостаточно, но позволь хотя бы сказать, что я счастлив»[10]. Ребекка всегда считала, что я мало ее люблю… Сейчас осмысливаю эти строчки иначе.

На пересечении множественных вселенных открывались спрятанные раны, и Эрик казался измученным и несчастным человеком. Что-то было на этом этаже, обнажающее на короткое мгновение суть вещей. Но вот песня доиграла, и свет снова стал нормальным. Портал закрылся.

По губам Эрика пробежала легкая усмешка, хотя глаза оставались пустыми.

–Забей. Я со странностями.

–Мне жаль. Я слышал тебя еще раньше в ту ночь. Показалось, что песня совсем не веселая. Если не хочешь, не будем об этом.

–Да, лучше как-нибудь в другой раз,– заявил Эрик и опрокинул в себя весь бокал.– Давай лучше о тебе. Что там на личном? Приметил кого?

–Вы что с Дагмар, сговорились?– не выдержал Киран.– У меня никого нет. Я вообще почти ничего не испытываю. Ни особой радости, ни грусти, ни интереса. Как будто меня всего стерли. Разве это не страшно?

–Это хорошо. Это очень хорошо,– покачал головой Эрик, пьянея на глазах, хотя до этого держался хорошо.– Эмоции травят. Я, оказывается, был счастливее, когда ничего не чувствовал…

Его слова звучали все более странно. Разве можно совсем ничего не чувствовать? Или он просто выбирал экстремальные метафоры? Внезапно Эрик расхохотался и мгновенно преобразился.

–Господи, не верю, что ты еще никого не склеил во Фледлунде! Хоть на ночь!

–Я не чувствую связи ни с чем вокруг. Как отрезан. Все из-за чертовой памяти,– попробовал объясниться Киран, почему-то чувствуя себя сконфуженным.

–Так, у меня идея! Найдем тебе сразу двух девушек, и делай с ними всю ночь, что захочешь.

Даже сквозь опьянение контрасты Эрика пугали. Разбитый страдалец превратился в распутника, и это произошло очень быстро.

–Пошли вниз…

–Погоди…

–Слушай.– Эрик замер напротив, весело поглядывая на него.– На меня вообще не обращай внимания, у меня свои загоны. Но с тобой надо что-то делать. Я мог бы тебя отправить в пуфф[11] с рекомендательным письмом, но что-то мне подсказывает, что ты в этом вопросе лучше, чем о себе думаешь. Давай иди вниз и не парь себе голову. Тебе нужно развеяться! Что ты как девственник…

И почти пинками выпроводил его в бар. Заодно всунул какую-то карточку, оказавшуюся визиткой ближайшего мотеля. Да, Эрик в таких делах оказался не промах.

Синий цвет сменился зеленым, и все заволокло дымом. Киран сел за стойку и заказал себе еще одну выпивку. Казалось, Эрик просто хочет побыть один. После той песни на нем лица не было.

В этот раз многие танцевали, и в их воздетых руках было что-то ритуальное. Его уже тоже затягивало. Некий предохранитель слетел, и течение потянуло за собой.

«Не парь себе голову…» Взгляд встретился с какой-то девушкой в другом конце бара, и они одновременно друг другу улыбнулись. Биты усиливались, и начинал охватывать незнакомый азарт. Девушка не отводила взгляд, недвусмысленно намекая на сближение. Внутри Кирана что-то зажглось и повело. Он пересел к ней, и завязалась немного неловкая беседа. Она удивилась, поняв, что он говорит только на английском. Разговор не запомнился, его вели не с этой целью. Их головы сблизились, и он ощутил ее мягкие губы и запах цветочных духов. Руки тут же соприкоснулись, и вскоре они буквально сплелись в живой узел. От их похоти все словно электризовалось.

Через полчаса они уже ввалились в номер мотеля и с ходу начали стаскивать друг с друга одежду. Тепло ее тела, запах и прикосновения к полупрозрачной коже на ее шее сводили с ума. У Кирана не осталось никаких мыслей.

–Обожаю татуированных мужчин,– восхищенно произнесла она.

Девушка тоже была покрыта тату, в основном руки, в стиле блэкворк. Они притянулись как два магнита.

–И где ты такой скрывался все это время?– болтала она какие-то глупости, вонзая в него свои ногти.

Когда он соприкоснулся с ее наготой, что-то ударило в голову. Киран бросил девушку на кровать и навалился сверху. Руки сжались вокруг ее горла, и он ощутил, как в его глубине что-то трепещет. Он задвигался, сжимая ее все сильнее, а она молотила изо всех сил по подушке. Видение затуманилось, но что-то в этой картине было не так. Ее тело судорожно дергалось, а изо рта шел хрип.

«Остановись»,– с трудом приказал он себе, и руки наконец разжались.