— Почти четыреста зим потомки Гросса сменяли друг друга на троне, собирали силой, хитростью и уговорами новые земли под свое крыло. Только вот, однажды столкнулись с силой не меньше своей. Говорят, что можно было договориться, но Гроссы привыкли считать себя первыми, а Мархарат, что возглавлял Шахир-тар-Корреш не уступал. Это не меньшая по величию и размерам империя, - старик вздыхал так, словно сам лично был участником тех событий, но рассказывал так захватывающе, что я не могла оторваться.

— Семнадцать зим шла война, и воинов стало так мало, что разозлившиеся соперники начали отправлять на войну даже дев и мальчишек. Тогда-то и случился перелом. Старшие сыновья тар-Корреша сохранили вокруг себя сильных людей и знать, не отправляли на войну франгов и ксинт, и так смогли сохранить сердце Мархарата – великие умы империи. А Гроссы не жалели людей, думая, что победа уже вот-вот будет за ними, но боги распорядились иначе: Империя распалась, и сыновья последнего Гросса – императора, собирая остатки своих войск и людей, строили новые маленькие канганаты. Новая вражда между братьями оставила единицы от великой семьи, - закончил Парамай и вздохнул глубоко.

Солнце поднялось и жарило нещадно. Я ждала приглашения к чаепитию, но потом вспомнила о том, что скоро снова на ночном небе появится вторая луна.

— Парамай, сегодня мы идем на луг? – спросила я его, в надежде, что разговор о луне тоже был бы неплох.

— Да, только сначала мы перекусим. Много работы сделали за разговором, - он подтолкнул меня к кухне, с чем я была абсолютно согласна.

— Парамай, а про луны? Ты что-то знаешь про луны? Почему их две?

— Всегда было две, - коротко ответил он. – В твоем месте, которое тебе приснилось разве не две?

— Оно мне не приснилось, и там только одна луна, на нее летали люди на кораблях. Это такая огромная повозка, которая летит быстрее падающей звезды. Там, в небе много таких планет, как эта. И всего одна луна, - и тут я поняла вот что: ведь с других планет, возможно, можно видеть не только Луну. А если это просто другая планета?

Парамай вдруг изменился в лице и даже не обращал внимания на кипящий чайник, который он всегда ждал с нетерпением. Показалось, он немного покачнулся, попытался нащупать ручку посудины, но снес чайник с печки. Глиняный черепок развалился на куски, заливая весь пол парящим кипятком.

— Малисат, идем со мной, - вдруг у ворот раздался голос Шоарана. Никогда я не сожалела так сильно о том, что мне придется сейчас расстаться с человеком и прервать беседу.

— Парамай, тебе плохо? – я подошла к нему и взяла за руку, но он моментально ее отдернул. На лице его появилась улыбка, больше похожая на оскал, и он шепнул:

— Иди, нельзя заставлять рингана ждать. Мы их собственность. Иди, - он подтолкнул меня к выходу и закрыл за мной ворота.

Он не отправил слугу, а пришел за мной сам? Зачем? Мысли скакали, пока мы шли к дому. Настроение Шоарана было отменным. Он медленно прогуливался, осматривая двор. На нас косились слуги, а потом перешептывались за спиной. Пробегающие девушки кидали на нас косые взгляды, а я осматривалась, надеясь увидеть Криту.

— Рано утром я выдвигаюсь в сторону Бареты. Расскажешь мне все о том, как сражался твой муж-воин, - в доме он сел напротив меня и заговорил с серьезной интонацией. Глаза его ощупывали каждый миллиметр моего лица, и мне казалось, что так работает его внутренний полиграф.

— Что ты хочешь знать? – я почти выдохнула, понимая, что самый мой основной страх, похоже, миновал.

— Все. Расскажи, как воины в твоем прошлом мире вели войну?

— Я не знаю точно, ридган, и поэтому, могу рассказывать лишь отрывками, - ответила я, понимая, что не смогу даже объяснить, что такое танк или самолет.

— Говори что знаешь, - грубо сказал он и встал. Выглянув за дверь, приказал принести еды.

Я рассказывала то, что знала о войне, на которой погиб мой муж, говорила не таясь, называла все своими именами. Решила, что, если спросит, скажу, что не знаю, как это работает. Я говорила до вечера, а Шоаран подливал мне местного сока. Только потом я поняла, что в сон меня клонит не усталость, а именно этот сок.

Когда Шоаран положил руку на мое плечо и легонько надавил на него, я даже не поняла, что произошло. У меня не было сил ни говорить, ни бороться. Туман, наполнивший мою голову, разливался по всему дому. Я видела трещины на стенах так близко, что края трещины казались горной грядой, а потом моментально взгляд отдалялся и уже стена становилась овальной, потом круглой и закручивалась в немыслимом водовороте.

Шоаран целовал мою шею, гладил лицо, он долго смотрел на меня, потом снова целовал, но уже в губы. И самое страшное, что кроме моего состояния никак не укладывалось в моей голове – мне это нравилось, я не хотела, чтобы это заканчивалось. Внутри бушевал карнавал эмоций и границы между эйфорией и страхом практически стерлись, словно теперь за меня испытывали тысячу чувств миллионы разных людей.

— Что это? – открыв глаза спросила я, но рядом не оказалось никого. Я одна лежала на подушках. Оставленных вчера на полу вещей Шоарана не было, как и его самого.

Потом я приоткрыла дверь и обомлела – было утро. Девушки привычно шагали в сторону туалета и душа, возле кухни болтали и хихикали те, кто присел уже за деревянные столы, накрытые легкими скатертями.

Захлопнув дверь, я вспомнила, что изнутри есть деревянная задвижка. Подвинула ее и села на подушки. Что мне приснилось? Я ощупывала себя и понимала, что все это было, точно было. Сердце билось как птичка в руке, поймавшей ее. Пока не началось, надо узнать то, что интересовало меня все эти дни. Крита!

Я натянула сапоги, засунула руку под подушки и циновку, вынула свою заначку и выскользнула из домика. Размышления на тему того, чем меня опоил Шаоран были не столь актуальными сейчас. Меня пугало то, что все это мне очень нравилось. Когда он целовал меня, я хотела, чтобы это не заканчивалось. По уму, человеку, которому ежедневно в лучшем случае угрожает избиение, а в худшем – смерть, не должно быть и дела до проявления бабочек в животе.

«— Все это – действие наркотика», - шепотом сказала я себе и приказала больше не думать на эту тему.

Под лестницей, в зелени лозы я спрятала свой клубок и ножницы, которые тоже могли пригодиться в любой момент. Прошмыгнув на второй этаж, я забежала в свою комнату и порадовалась, что ни Палии, ни остальных девушек нет. Но и Криты здесь не было тоже.

Ждать Палию и узнавать у нее? Нет. Она больше ничего от меня не узнает. Это же как та игрушка из детства – глухие телефончики. То, что я скажу ей в одно ухо, она моментально передаст Фалее. Так она пытается закрепиться ближе к хозяйке. Глупая лиса.

— Если она не придет сегодня, можно считать, что ее оставили работать с животными навсегда, - голос Палии стал совсем иным. Он приближался со стороны той лестницы, которая вела к покоям Фалеи. Я накинула покрывало одной из девушек и вжалась в подушки. Может на время и подумает, что я – одна из ее соседок.