— Не похоже. Не так говорят и делают, кто не помнит, - он посмотрел на меня так, что до костей пробрало. Выцветшие водянисто-серые глаза на загорелом лице казались мутными шарами, засунутыми в череп.

— Я другое помню, Парамай. Из другого мира помню. Там раньше жила, только лет мне было больше. Болела я сильно, а тут очнулась – и тело другое, и сил как у новой.

— А чего помнишь? – он по чуть размачивал подсушенный на огне хлеб прямо в деревянной кружке, быстро обсасывал кусок и подкладывал к нему в рот сыр. Потом долго мусолил это во рту. У него не было зубов, но хлеб все равно подсушивал. Моя бабушка и Нина Филлиповна тоже ели сухари. Говорили, что хлеб свежий не на пользу организму.

— Другое там все, даже не описать, Парамай. И города другие, и люди. Там, чтобы огонь разжечь, не надо дров нести. Из земли идет воздух такой, ну… газ называется. Только искру дашь, и вот тебе пламя, - я не хотела вдаваться в подробности, но уважить старика хотелось.

— Ладно, хватит сидеть. Надо корма пересыпать, да и на дальние поля идти – сменить людей до вечера, - он собрал крошки, что остались от его хлеба и сыра на столе, мокрым пальцем слепил и бросил в рот. Это тоже знак, и хороший - бережливость к каждой крошке, которую я видела в бабушках. Не плохой он человек, хоть и время и место другое, видел голод. Потом он резко встал и засуетился. Я думала, он полежит после еды, но нет.

До позднего вечера мы пробыли на поле, где он осматривал овец – убирал клещей, проверял копыта. Сказал, что как заканчивает в загонах работу, идет проверять овец. Те приходят на ночь, но на тот момент и без этого дел полно: воду наносить на питье, разогнать и «сладким» накормить. Так у меня дома называли отходы с кухни, а здесь к этим отходам добавлялись коренья, которые он тоже готовил сам.

Когда солнце начало клониться к закату, мы закончили дела в загонах. Старик напоил меня своим чаем.

— Надеюсь, завтра ты снова чего учудишь, и ко мне отправят, Малисат. Ты такого рассказала, что не засну сейчас, да и не устал сегодня почти. Значит, говоришь, в той твоей старой жизни, все получше, чем здесь?

— Да, я бы тоже вернулась к вам. Хорошо здесь, - я осмотрелась, прижалась спиной к деревянной стене его небольшого домика, где он жил один. Остальные работники жили под навесом, и спали там, а еду им приносили с кухни. Парамай же готовил себе исключительно сам.

— Ты только не отчаивайся. Знай, что всегда и везде можно жить. Главное – увидеть доброе. Я мальчишкой в дом ридгана попал. Привезли издалека, а те дети, что плакали постоянно, потом и есть не стали. Болели много, а потом и умирали. А я вот живу, счет времени потерял, да и зачем счет, - он говорил со мной так, словно хотел успокоить и помочь, но мысли его сейчас, как и весь день, были совсем не об этом. Интересовали его только рассказы о моей прошлой жизни.

Когда пришла служанка, солнце уже зашло за горизонт. Другая девушка не стала даже ничего говорить, только мотнула мне головой, мол, пора.

— Спасибо, Парамай, хороший был день. Даст Бог, увидимся еще, - сказала я и отвернулась, чтобы пойти за служанкой, но услышала, как он повторил «даст Бог». Было над чем подумать. Хоть бы снова сюда отправили. Вот кто может рассказать об этом месте более-менее подробно. Что за планета и что за время.

После помывки служанка проводила меня в дом ридгана Шоарана. Я радовалась тому, что внутри никого не было. Стоял свежий поднос с фруктами и кувшин с соком. За еду я схватилась сразу. Сочные фрукты просто таяли во рту. Скорее всего, это предназначалось вовсе не мне, но мне стало плевать на их правила и законы. Хорошей здесь никогда не станешь, потому что рыба гниет с головы, а голова местная не только лысая, но и пустая.

Вспомнив о ножницах, я кинулась к подушкам, подняла их и увидела сверток. Порылась, и спрятала ножницы глубже, под половик, которыми был устелен весь дом. Когда в окнах-бойницах под крышей стало темно я решила выйти на разведку. Раз мой хозяин опаздывал, может повезет встретиться с Критой.

Во дворе было тихо. Я прислушалась, но ни разговоров, ни даже шепота не было. Раз Шоарана нет здесь, то я услышу лошадей на дороге, да и ворота открываются не бесшумно. Двор был выметен идеально, а кроме этого днем его поливали водой. Ни единого камешка под ногами не найдешь на стланике. Может и пронесет, - подумала я и шагнула от домика. Прошла к лестнице и быстро поднялась по ней. Нужная комната была первой справа. Я шагнула внутрь и, лавируя между спящими телами, подошла к месту, где спала Крита.

— Крита, проснись, - шепнула я, присев на колени перед девушкой.

— Малисат, - голос слева я узнала сразу. Палия.

— Да, это я, только я на минуту, Палия. Где Крита? – я поняла, что девушка, которую я разбудила – не она.

— Ее вчера увели в дом. Ее купили, - Палия на коленях подползла ко мне.

— Идем на лестницу, - дернула я ее за руку. – Она приходит днем?

— Да, и молча лежит. Ни с кем не говорит, - мы спустились во двор и стали за лозой, там, где я пряталась от Фалеи.

— Сегодня тоже увели?

— Да. Туда, - она показала на домики, что были дальше от того, в котором ночевала я.

— Скажи ей, что я здесь. В том доме! – я указала на домик. – Скажи, что мы скоро увидимся. Поняла меня?

— Даже тебя уже купили, а меня ридганда держит взаперти. Даже еду мне приносят в комнату и туда водят в покрывале, - указала она на туалет.

— Радуйся, что не купили. Поняла? – шикнула я на нее.

— Ты же не лучше меня! Если меня не купят, мне придется стать служанкой, - негодовала дурында так, что ее шепот начинал срываться на голос.

— Тихо. Если ты хочешь тут жить, то можешь, конечно страдать о том, что тебя не продали, но мне кажется, лучше с этим не торопиться, Палия, - я поняла, что доказывать что-то ей сейчас бесполезно, а, кроме прочего, еще и опасно.

— Я пойду, иначе ридганда и меня отправит чистить загоны, - она немного оттолкнула меня, и тут я поняла, что я ни слова о загонах не говорила.

— Кто тебе сказал, что я чищу загоны? Крита знает? – схватив ее за плечо я зашипела прямо в ее лицо.

— Не знает. Фалея сказала, что ты оказалась не такой уж и редкостью. Теперь я - самая дорогая здесь девушка! – я не верила, что Палия, моя Палия, которая выхаживала меня в дороге, тайком кормила и поила ночами, сейчас настроена против меня.

— Иди. Только не говори, что я приходила, иначе они обеих отправят к овцам, Палия, а там грязь, и твое белоснежное лицо станет темным, - я отпустила ее и мне захотелось заплакать. Дуры! Какие же они все глупые!

Я, уже не боясь, что меня заметят, прошла в домик и легла на подушки. Было мягко и удобно. Свежая рубашка, чистое покрывало на подушках, тяжелая работа и чистое тело – все это сделало свое дело. Меня сморило моментально, как только я улеглась с комфортом.

Проснулась я от того, что холодная ладонь гладит мое бедро. Вскочив на подушках и прижавшись к дальней стене, я увидела Шоарана.