Шрифт:
Закладка:
– А остальные? – спросил Хизаши из вежливости.
– Ты скоро узнаешь. Пей чай, Мацумото, впереди у тебя долгий путь.
Дальнейшее чаепитие прошло в молчании, и сэнсэй дал понять, что скажет самое главное в самом его конце.
– Управление Дзисин на острове Камо одно из самых маленьких и невостребованных во всей Ямато. Однако даже оно важно. Вы с Куматани доставите послание от меня главе управления, господину Тояма. Дело касается меня лично, прошу вас поспешить.
Письмо оказалось в руках Хизаши, и тот с недоумением на него уставился.
– Почему вы просите именно нас?
– Потому что в этом ваше наказание.
– Но я…
– Ты старший, Мацумото, а они еще даже не ученики. Пора познакомиться с ответственностью.
Ниихара поднялся, и Хизаши поспешно вскочил и согнулся в поклоне.
– Ваше поручение будет исполнено, сэнсэй. Можете не переживать.
Он попятился к выходу, развернулся и уже там его настигли последние слова Ниихары.
– Воды опасны, будьте внимательны в пути, присматривайте друг за другом и за горизонтом. Мало ли что можно увидеть.
Хизаши пытался отыскать скрытый смысл в словах старого учителя, но горизонт оставался просто линией, условно отделяющей голубизну неба от синевы океана, слабо плещущейся под полуденным солнцем и играющей жизнерадостными бликами, слепившими глаза. Хизаши отвернулся и с другой стороны увидел удаляющуюся неровную полосу суши, от которой они недавно отчалили. Ветра почти не было, и лодка с названием «Хитоми» мягко покачивалась на волнах, как сонная черепаха.
Куматани Кенте было не до любования красотами – он все еще страдал от собственной невоздержанности, и даже легкое движение палубы под ногами заставляло его мучительно зеленеть. Хизаши облокотился о борт и подставил лицо соленому ветру. Он чувствовал удовлетворение от удавшейся шалости, даже настроение поднялось.
– Глядя на тебя, ни один пьяница во всей Ямато не рискнет снова взяться за чашку.
– Ис… чезни.
– Я бы с радостью, но плавание не моя сильная сторона, а летать я не умею.
– Да ладно? Разве ты не умеешь все на свете?
Несмотря ни на что, сарказм удался Куматани на славу. Он шумно сглотнул, но стойко выдержал взгляд Хизаши. Даже не покачнулся.
– Я вас спас, – напомнил он.
– Мадока и Сасаки гнут спину на рисовом поле, а мы, – Куматани обвел рукой палубу с торчащими ввысь толстыми мачтами, оплетенными канатами точно деревья лианами, – а мы застряли тут!
Хизаши поднял голову и улыбнулся безоблачному небу.
– Еще скажи, что тебе неинтересно, что в письме учителя Ниихары. Хочешь взглянуть?
– Нет! – воскликнул Кента. – Не вздумай его читать! Это… это бесчестно.
Хизаши на самом деле было совершенно неинтересно, но нежданное путешествие не входило в его планы, и поэтому он только притворялся довольным перед Куматани. В школе, без постоянного присутствия поблизости «друзей», он успел бы изучить те уголки, в которые не мог попасть раньше. И все пошло прахом.
К тому же Хизаши не любил воду и даже немного опасался.
– Не бойся, я бы ни за что не стал читать переписку сэнсэя. Вот как ты обо мне думаешь, Куматани-кун?
Тот был слишком простым парнем, чтобы почувствовать издевку, поэтому смутился и честно ответил:
– Я не думаю, что ты плохой. Просто не могу понять и половины твоих поступков.
– Так и задумывалось, – пошутил Хизаши и отвернулся.
Их путь лежал от Осаки по морю на юго-запад, вдоль острова Сикоку, где среди разбросанных, как мелкий жемчуг, островков затерялся и Камо-дзима. Управление Дзисин на нем почти не получало заявлений от народа, но служило одним из связующих звеньев длинной цепочки оповещений, охватывающих всю империю, раздираемую борьбой за власть. Три великие школы оммёдо и экзорцизма – Дзисин, Фусин и Кёкан – не вмешивались в политику, и со времен правления императора Го-Итидзё[33] имели особый статус, который более чем за шесть сотен лет укрепился и оброс новыми привилегиями. Еще будучи обычным хэби, Хизаши был наслышан о трех великих школах. С их гербом на парусе все корабли по пути уступали бы им дорогу, будто плывет сам Сын Неба, но отчего-то «Хитоми» прикидывалась рыболовной лодкой, и это наводило на размышления.
– Эй, Куматани, – позвал он внезапно. – Как думаешь, мы попадем в шторм?
Лицо Кенты потеряло разом все краски, и он, зажимая рот ладонью, бросился к борту и перегнулся через него, едва не упав в море.
Путешествие длилось уже без малого сутки, в Осаке пришлось задержаться, чтобы успели подготовить лодку, и Хизаши потратил время на сон – на лошади он весь измучился и чувствовал себя полумертвым. Теперь же «Хитоми» оставила порт далеко позади, и берег острова Сикоку мутной дымкой проплывал по правому борту. Но даже так казалось, что в мире не осталось больше ничего, кроме неба и воды, – только уже не так внушающая уважение деревянная конструкция, отделяющая их от голодной бездны под ногами.
Хизаши был насквозь сухопутным существом и уже начинал задумываться, что старик Ниихара специально отправил в плавание именно его. Может, он даже о чем-то подозревал.
До самого вечера Хизаши нежился на солнце, а с приходом сумерек перебрался в тесную, пропахшую солью и потом каюту. Ее выделили для них двоих, но даже так находиться там было невыносимо. Хизаши нашел Кенту спящим и тоже попытался задремать, но лавка качалась, а треск обшивки не давал расслабиться. «Хитоми» была полна разнообразных звуков – скрип снастей, топот моряков над головой, шорохи в темных углах, удары волн о борта, раскачивающие лодку, точно детскую колыбель. И запах. Пахло отвратительно.
Хизаши вернулся на палубу и замер в восхищении.
Так много звезд! Казалось, небо усыпано серебряной крошкой, но ярче всех сияла одна – «Тот, кто видит все». Мекен. Он управляет движением всех звезд на небесах и, говорят, предопределяет судьбы людей. Хизаши знал много богов и много ками, но только сейчас, запрокинув голову к сияющему куполу, раскинувшемуся над морем, искреннее поверил, что кто-то там знал наперед, куда приведет его этот путь. Красиво, так невыносимо красиво, что человеческие глаза увлажнились, не в силах справиться с увиденным.
Все озарилось.
Поистине так светла
Эта лунная ночь,
Что сердце уплыло ввысь.
Там и живет – на небе.[34]
– Кто написал эти строки? Ты?
Хизаши вздрогнул, когда понял, что не заметил появления Куматани. Отдохнув, тот перестал походить на юрэй, и его походка стала прежней, уверенной и твердой. Ночной ветер ерошил жесткие волосы, в беспорядке выпавшие из короткого
