24А десять рогов значат, что из этого царства восстанут десять царей, и после них восстанет иной, отличный от прежних, и уничижит трех царей, 25и против Всевышнего будет произносить слова и угнетать святых Всевышнего; даже возмечтает отменить у них праздничные времена и закон, и они преданы будут в руку его до времени и времен и полувремени.

26Затем воссядут судьи и отнимут у него власть губить и истреблять до конца.

27Царство же и власть и величие царственное во всей поднебесной дано будет народу святых Всевышнего, которого царство – царство вечное, и все властители будут служить и повиноваться ему[163].

28Здесь конец слова. Меня, Даниила, сильно смущали размышления мои, и лице мое изменилось на мне; но слово я сохранил в сердце моем.

Историко-филологический комментарий

Видение Даниила, занимающее центральное место в книге, датировано автором «первым годом Валтасара, царя Вавилонского» (Дан 7, 1). Подобное хронологическое отступление часто вызывало сложности у комментаторов: ведь уже до этого речь шла о времени правления Дария Мидянина. По нашему мнению, наиболее разумным объяснением здесь является то, что автор книги Даниила хотел перенести видение пророка, предсказывающее явление четырех языческих царств, во времена первого, Вавилонского царства.

Как и в сне Навуходоносора, в видении Даниила речь идет о будущем господстве четырех языческих империй и их конечной замене царством Божиим. Примечательно, что в этом видении не просматривается характерной для сна Навуходоносора идеи постепенной деградации – скорее, мы видим в ней идею последовательного усиления мощи языческих империй. Богатая символика видения снова отсылает нас к ближневосточной мифологической традиции. Волнение моря, колеблемого четырьмя ветрами, появление четырех гротескных чудовищ, выходящих из моря, явление и воцарение Сына Человеческого – все эти картины имеют очень мало общего с традиционной библейской образностью. Очевидно и то, что автор книги Даниила не мог самостоятельно создать подобное повествование просто как аллегорию реальных исторических событий – завоевания Израиля языческими империями и предсказанного им освобождения и воцарения Царства Божьего. Ведь далеко не все образы, содержащиеся в видении Даниила, находят объяснение в приведенном толковании. Это и четыре ветра, возмущающие великое море, и выходящие из него чудовища. Сложно сомневаться в том, что в 7 главе книги Даниила перед нами предстает последовательно изложенное мифологическое повествование. Этому мифу, как часто бывает в истории мировой культуры, в книге Даниила был придан исторический смысл, и мифологические персонажи отождествлены с конкретно-историческими общностями. Тем не менее, текст все-таки сохранил некоторые реликты мифа, послужившего источником видения Даниила. Основной задачей исследователей, изучающих бэкграунд книги Даниила, является поиск конкретного мифа, который послужил основной для повествования 7 главы, определение путей знакомства автора с указанным сюжетом и анализ характера его переработки составителем 7 главы книги Даниила.

Мифологический бэкграунд Дан 7 был осознан исследователями еще в XIX веке. Гораздо больше сложностей вызвал поиск конкретных текстов, содержащих мифологический сюжет, который мог стать основой интересующего нас повествования. Одна из первых подобных теорий была выдвинута немецким библеистом Г. Гункелем в его работе «Творение и Хаос в первое и последнее время», где он связывает видение Даниила с вавилонским мифологическим эпосом «Энума Элиш», повествующим о творении мира[164]. По его предположению в основе Дан 7 лежит миф, аналогичный вавилонскому повествованию о сражении принявшей облик дракона Тиамат, олицетворения первичного океана, с богами. При этом четвертый зверь оказывается аналогом Тиамат, а Сын Человеческий – Мардука, бога-триумфатора, победителя Тиамат. Концепция, предложенная Гункелем, позднее была поддержана такими исследователями как Э. Крэлинг[165] и Э. Хитон[166]. В современной науке концепция «Энума Элиш» как бэкграунда Дан 7 разделяется А. Гарднер[167].

Тем не менее, после открытия в 1929 году Угарита внимание исследователей сосредоточилось на рассмотрении ханаанских параллелей, обнаруженных в угаритских текстах. Так, А. Бентцен предположил, что образ четвертого зверя восходит к угаритскому Лотану, аналогу библейского Левиафана[168]. Более подробно ханаанские параллели Дан 7 были рассмотрены Дж. Эмертоном, предположившим, что мы можем обнаружить изначальную форму мифа, ставшего основой Дан 7, в угаритских материалах, где в качестве старого бога выступает Эль, а в качестве молодого бога, получающего царство, – Баал[169]. В дальнейшем концепция угаритского происхождения видения Даниила была поддержана Дж. Коллинзом. По его мнению, мы находим ханаанский архетип Дан 7 в угаритскиx текстах, повествующих о битве Баала и Йамму, олицетворения моря, стихии первозданного хаоса[170]. В этом тексте фигурирует Баал, победитель Йамму, получающий после победы царскую власть, и Эль, верховный бог Угарита, похожий на «Ветхого днями» из книги Даниила. Согласно угаритским текстам Баал после победы над Йамму провозглашается царем. Далее он получает от верховного бога Эля разрешение на строительство собственного дворца, которое также описывается в угаритскиx текстах.

Наибольшую сложность представляет собой вопрос о возможных путях трансмиссии xанаанейского материала. По предположению П. Моска, впоследствии поддержанному Дж. Коллинзом, эта трансмиссия могла произойти уже в довольно раннее время через царский культ[171]. Особое место исследователи в данном случае уделяют 88 псалму, образность которого может служить связующим звеном между архаичной мифологией западных семитов и видением пророка Даниила. В нем описывается величие Бога Израиля, «владычествующего над яростью моря» и «низложившего Раава», сотворившего мир и помазавшего на царство потомков Давида. Победа Бога над морем и порожденными им чудовищами и последующее описание воцарения израильского царя – все это, по мысли П. Моска, напоминает картину, рисующуюся в видении Даниила.

В современной литературе вопрос о связи видения Даниила с ближневосточными мифами о битве богов с силами хаоса был систематически рассмотрен Дж. Валтоном[172]. По его мнению, в видении Даниила фигурирует образность, знакомая нам по целому ряду древневосточных мифов – аккадскому мифу об битве между чудовищем Анзу и Нинуртой, вавилонской поэме «Энума Элиш», повествующей о сражении Мардука и Тиамат, угаритскому эпосу о битве между Баалом и Йамму. Валтон акцентирует внимание на сопоставлении «малого рога» книга Даниила и Анзу аккадской мифологии – «малый рог» стремится «изменить праздничные времена и закон», а Анзу захватывает Скрижаль судеб, призванную дать ему контроль над богами. Еще более близкие аналогии к видению Даниила мы, по мнению Валтона, находим в «Энума Элиш» – там Тиамат, порождение первозданного хаоса, сопровождают одиннадцать чудовищ, которые могут быть сопоставлены с одиннадцатью рогами четвертого зверя. Заключительной сценой видения Даниила является торжественное воцарение Сына Человеческого, восходящее к мифологическому мотиву чествования бога-триумфатора, победителя сил