Из смерда я превратился в похитителя. Похоже, старик вообще не понимал, что происходит, но зато его скромная самопрезентация звучала весьма солидно. Жаль только знаменитый на всю Империю историк и летописец рассказывал о своих достижениях, лёжа на перепачканном лошадиным навозом полу — это несколько смазывало значительность былых заслуг.

Курфюрст Риенский, у которого служил Фруас Суар, когда-то был самым главным здешним начальником — именно он затеял гражданскую войну, завершившуюся полным разгромом. И этот проигрыш стал роковым не только для него самого, но и для всех его людей. Неудивительно, что бывшего летописца накрыло безумием — недолго тронуться рассудком, когда сытая жизнь во дворце сменяется бесконечной борьбой за выживание.

Правда, теперь было вдвойне непонятно, откуда столь высокопоставленная в прошлом персона знала Феликса? Если сопоставить известные мне сведения и даты, получалось, что мой «носитель» и Фруас Суар могли познакомиться только до начала гражданской войны... И это лишь добавляло вопросов.

Муть, плескавшаяся во взгляде безумца, недвусмысленно намекала, что вытащить из старика хоть какую-то информацию будет весьма непросто. Подходящие для нормальных людей техники допроса для сумасшедших не годились — их сломанный рассудок отзывался на любые раздражители совершенно непредсказуемо... Однако кое-что в моём арсенале всё-таки имелось — один раз мне уже удалось обмануть Фруас Суара, и почему бы не попробовать сделать это снова?

— Тише! — прошептал я, наклонившись ближе к старику. — Похитители не должны узнать, какая бесценная добыча им досталась. Меня послали, чтобы вытащить вас отсюда...

— Я ждал! — тут же воскликнул Фруас Суар. — Я был уверен, что как только Их Светлость узнает о моём пленении, то сразу отправит на поиски своего верного слуги лучших мастеров... Я знал! Берегитесь, глупцы! Я расскажу о вашей вине! Мастера выпотрошат каждого и каждого подвесят за рёбра на площади! Чтобы дикая чернь и дурное стадо, по недоразумению зовущееся людьми, видели, как заканчивают свои никчёмные жизни те, кто осмеливаются тронуть хоть пальцем человека Их Светлости...

Марк, услышав эти выдуманные больным сознанием угрозы, лишь усмехнулся, но вот пацанята восприняли слова Фруас Суара всерьёз. Варежка пискнул и забился в угол, а Клоп только крепче сжал в руке ножик. Мальчуган, судя по побледневшему лицу, тоже испугался, однако сумел перебороть страх — молодец, что сказать.

Взгляд старика заметался из стороны в сторону, на губах выступила пена. Похоже, фантазии о кровавой вакханалии стали прелюдией к припадку. Нужно было действовать, пока безумец не утратил остатки разума.

— Хольд приказал детишек не трогать, — строго произнёс я, чтобы проверить собственные догадки. Раз уж Фруас Суар давно знаком с Феликсом, то он вполне мог знать и бывшего инквизитора.

— Не сомнева-а-а-а-юсь! — протянул дедуля. — Отступник всегда был слишком чувствителен и слишком добр... Кабы не его чистоплюйство, эксперименты шли бы куда быстрее! Бесконечные разговоры, бессмысленные споры, бесплодные попытки обеспечить вашу безопасность... Помяни моё слово, Феликс, если мы проиграем, то это случится из-за людей, которые боятся запачкать руки! Хорошо ещё, что отступник даже не подозревает о второй группе, иначе мы никогда бы не достигли и крупицы успеха!

Фруас Суар, который явно путал прошлое с настоящим, снова назвал меня по имени. Через мгновение он захлебнулся хохотом, а я резко втянул носом воздух, разгоняя сознание. Всего несколько фраз, сказанные безумным стариком, содержали в себе массу информации. И её требовалось быстро обработать.

От переизбытка кислорода слегка закружилась голова. «Отступник... эксперименты... попытки обеспечить вашу безопасность... Феликс... мы проиграем... не подозревает о второй группе...». Мозг работал на полную, выделяя главное и превращая слова в образы — они липли друг к другу, складываясь в единую картину. Пока не слишком чёткую, но уже вполне различимую.

— Хотя тут отступник прав, Феликс, — отсмеявшись, сообщил старик. Пены на его бледных губах стало куда больше. Похоже, дедуля семимильными шагами нёсся к состоянию полной невменяемости. — Пусть в наших сердцах нет ни капли жалости к отребью, но бессмысленная жестокость не даст результата... Хотя тех мерзавцев, которые отобрали мой труд, я бы с удовольствием уничтожил, но детей, так и быть, потрошить не станем — отрежем им уши, да отпустим восвояси! И тебе отрежем, Феликс, если ты не перестанешь воровать пузырьки, предназначенные твоим сёстрам... Думаешь, ты их этим спасёшь? Как бы не так, Ваша Светлость, как бы не так... Впереди их ждёт только синяя тьма... И я уже почти нашёл её, но если Император узнает...Он уничтожит всё... Я почти выполнил ваш приказ... Остался только шаг... Один шаг...

Моё разогнанное подсознание превращало эту сбивчивую речь в вязкий растянутый поток. Будто бы проигрыватель зажевал кассету, на которую вместо зажигательной песни кто-то записал выступление безумного старика.

Выдав столь оптимистичный прогноз, Фруас Суар закрыл глаза. Сидевший в углу Варежка вплотную приблизился к обмороку, Клоп пробурчал, что больше никогда не даст зловредному деду даже краюхи чёрствого хлеба, а Марк устало вздохнул. Я фиксировал поведение окружающих и ещё тысячу других мелочей: от стука подошв по каменной мостовой до собачьего лая, гремевшего вдалеке.

«Пузырьки, предназначенные твоим сёстрам... Думаешь, ты их этим спасёшь?.. синяя тьма... нашёл её... Император узнает... выполнил ваш приказ... только шаг...».

Картина в голове стремительно насыщалась деталями. Она всё ещё была неполна, но теперь контуры стали куда чётче.

Мозг работал на максимуме, анализируя не только слова Фруас Суара, но и всё те странности, которые окружали меня с того момента, как я впервые открыл глаза в этом мире. Нужно «вернуться» в прошлое. Вдох-выдох.

Воздух защекотал ноздри. В голове, набирая скорость, закружились события минувших дней. Так быстро, что даже разогнанное почти до предела сознание не поспевало за этой безумной круговертью. Меня шатнуло в сторону, но я сумел удержать равновесие, уперев кулак в пол.

— Ч-т-т-о-о-о с-с-с т-о-о-о-б-о-о-о-й-й? — взволнованно спросил Марк, шагнув ко мне.

Слова разведчика превратились для меня в тягучий кисель, а его движения выглядели так, словно сила тяжести на планете вдруг увеличилась в десять раз.

Столь неожиданное проявление заботы выглядело очень трогательно, но я не мог позволить Марку коснуться меня — это бы выбило разум из нужного ритма. Выставив ладонь, я остановил разведчика жестом. Говорить было нельзя — мои слова стали бы для всех окружающих неразборчивой тарабарщиной.

Марк замер, а моё сознание вернулось в поток: перед глазами замелькали детали, на которые я