Они не спеша побрели вдоль состава, обращаясь к каждому проводнику. Но те, словно сговорившись, не откликались на их просьбы. У первого вагона они остановились. Дальше идти было некуда. Над ними возвышалась проводница. Она, как холодная и неподвижная статуя, молча смотрела поверх их голов в неизвестность, туда, где исчезала вдали блестящая, как будущее, колея.

– Белорусы – это люди, сделанные из особенного, каменного теста, – громко сказал Том, надеясь на то, что его слова растопят лед в сердце проводницы. Но та закрыла дверь.

Тепловоз тяжело и сочувственно вздохнул.

– Теперь понятно, почему немцы так сильно буксовали в Белоруссии, – Том с ненавистью оглянулся на зеленую кишку состава. – Все дело в проводниках. Не пускали врага без билетов.

– А еще у них моря нет, – сказал Монгол.

Том глянул на жаркий, лоснящийся маслом, тепловоз, в окошке которого конопатый машинист протирал тряпкой желтые поручни. – И на крышу теперь не залезешь. Эй, уважаемый! Тут же на крышу нельзя?

– На крышу? Можно, конечно, но ненадолго. Пшик, и в пепел. Контактный провод. – Тот провел пальцем по горлу.

– Я так и знал. – Монгол бросил сумку на землю, сел на нее, перевязывая шнурок.

– Что, на юга едете? – безучастно спросил машинист.

– Ага. В Крым, к другу. Только денег нет. А ваши проводники выгнали.

– Какие они мои? Я местный, – улыбнулся машинист. – Но таких как вы, я уважаю. Я, может, даже сам в душе такой. Путешественник, можно сказать. А то жизнь идет, а мы все работаем, работаем.

– Так может, подбросите?

Машинист мотнул головой, глянул куда-то вдаль, убрал тряпку.

– А, залазьте!

– От спасибочки! – они мигом взобрались по металлической лестнице в тепловоз.

– Чешите в заднюю кабину. Только ничего там не трогайте, а то не доедем, – машинист хлопнул бесцветными, как лен, ресницами. – Да, забыл. Мой участок до Запорожья, там тепловоз меняют. Дальше спросите.

– Спасибо! – Том распахнул внутреннюю дверь и осторожно ступил на вибрирующий, лоснящийся от масла пол. Пройдя друг за другом его вонючее, грохочущее и пышущее жаром чрево, они распахнули дверь задней кабины. Здесь было относительно тихо и просторно. На широком пульте замерли видавшие виды приборы, стрелки, рычаги. Перед креслом машиниста торчал большой круглый руль.

– Прикинь, да. Руль. – Том подергал тяжелое много раз крашеное колесо.

– Руль как руль, – сказал Монгол, – нормально.

– А ты не думал, как ему рулить тяжело?

Тут до Монгола дошло.

– Руль, руль! – захохотал он. – Зачем ему руль?

– Потому что без руля не положено, – ответил Том.

Тепловоз свистнул, задрожал мелко, как огромный зверь, и потащил, наконец, за собой висящий под лобовым стеклом тамбур первого вагона. Всполошились приборы, дернулась в правом углу стрелка большого, как чашка, спидометра.

Монгол развалился на кресле машиниста. Кресло было единственное. К стене было привинчено откидное сиденье, но на нем было совсем тесно, и Том, постелив найденную в Харькове газету, улегся на полу.

– Слушай, нормально катим! Не потеряли ничего, – говорил Монгол, отмечая, как низкий вибрирующий гул срезает все высокие звуки его речи.

…60… 80…

– Ты только посмотри, как мы несемся!

100… 120… 140!!!

– Вот это да!

Летела к дому земля из-под колес, неслись в равнинную даль бескрайние поля склонивших головы, уже посеревших от зноя подсолнухов. Пугаясь гудков тепловоза, взмывали над ними тяжелые тучи воробьев. Тепловоз трясся в мелкой лихорадке, ревел, жадно глотая летящие навстречу столбы. Рессор в нем явно не было, и поэтому стыки рельсов чувствовались всем телом.

Через полчаса, устав стучать зубами, Том поднялся, посмотрел на газету. От мелкой тряски она расползлась под спиной на мелкие кусочки.

– Садись, поменяемся. – Монгол лег на пол, вытянулся во весь рост.

Том развалился в кресле, смакуя глазами обыденную заоконную живопись. Навстречу им надвигался широкий фронт черных облаков. Поезд летел в тревожную грозовую даль, изредка озаряемую бледными сполохами. Вскоре с неба посыпались капли, потянулись от них по стеклам длинные неверные нити. Но уже через полчаса косматые черные тучи стали сдавать позиции, уступая место легким курчавым барашкам, и вскоре вновь засинело умытое дождем, ясное, как будто новорожденное, небо.

– Я вот думаю, не будет ли в Крыму холодно? – размышлял Том. – У меня одни штаны, да и те на колене протерты.

– В Крыму по-любому тепло. Это ж юг, – уверенно отвечал Монгол. – Там дождей, наверное, вообще не бывает. Зато если будет жарко – то всегда можно шорты сделать.

– А может, действительно у Индейца впишемся.

– Я бы хотел, конечно.

– Но кто его знает, что это за перец, – сомневался Том. – Может, он Лелика уважает, а нас на порог не пустит. Видал я всех этих друзей друзей, знакомых знакомых. Они, я так понял, лет сто не виделись. Мало ли, что с ним.

– Ладно, не парься раньше времени. Прикинь, мы на юг едем! На юг! Держи! – Монгол достал сигареты.

Ночевка

Время летело быстро, еще быстрее убегал длинный-предлинный день. Все так же текли вдаль рельсы, плавились на закате, остывали, кованые ударами тяжелых металлических колес. Их становилось все больше, пока не появились за окном в вечерних сумерках мрачные околицы закопченных заводов, подсвеченных редкими фонарями.

– Ты матери сказал, что уехал? – спросил Монгол.

– Да. Сказал, что к твоему дядьке.

– И я тоже.

– А насчет ментов предупредил?

– Конечно. Если спросят, – скажет, что ничего не знает. Уехал куда-то, на заработки.

– Правильно. Моя тоже, – успокоился Монгол.

Том сверился с картой.

– А вот и Запорожье. Нам на выход.

Они тепло попрощались с машинистом, и, помня о непробиваемых белорусских проводниках, остались ждать новый тепловоз. Его подали через четверть часа. Из окошка кабины торчал пожилой мордатый машинист в синей фуражке и жевал пирожок.

– Уважаемый! – обратился к нему Монгол.

– Шо трэба, хлопци?

– Дядьку, а пустить нас до сэбэ.

– Та куды ж я вас визьму? – скучно бросил машинист, не переставая жевать.

– А в заднюю кабину.

– Та туды низя.

– Та мы ж тока шо там ехали!

– Та ни. Машина новая. А вдруг вы шось поломаете, а мэни отвечать. – И машинист исчез в кабине.

– Раз на раз не приходится, – усмехнулся Том.

– Но ночевать тут как-то не того.

Минут через двадцать подошел еще один состав. Народу перед ним почти не было.

– Так, провожатыми мы тут явно не впишемся, спросят. Есть еще вариант, – сказал Том. – Пошли.

Они прошли вдоль состава и приметили вагон, в который не было посадки.

– Ага, третий с конца. Раз посадки нет, – значит, здесь нас никто и не ждет.

– Ты обоснуй, что ли, – сказал Монгол.

– С этой стороны