- Привязываешься к мертвым, наполовину выдуманным людям, потому что боишься привязаться к кому-то настоящему? Боишься, что живые реальные люди тебя бросят? Сломают шею, утонут в ванной или просто окажутся не теми, кем ты их считала? Ты держишься на расстоянии от меня, ты боишься проявить симпатию хоть к кому-то в этом дворце, потому что знаешь, что все это не навсегда! Знаешь, что все истории рано или поздно заканчиваются, а все сердца разбиваются.

- И что плохого в том, чтобы избегать боли? В том, чтобы не травить душу и не мучить себя понапрасну? – яростно спросила я. – Разве в этом есть что-то плохое? Мы знакомы всего ничего, а вы уже считаете, что вправе лезть в мою личную жизнь! Монархам все позволено? Может, все же оставите хоть какую-то часть моей жизни в неприкосновенности?!

Жестокие слова короля били по самому больному. Наверное, потому что были правдой. Только оправившись от одного приступа паники, я почувствовала, как начинаю скатываться во второй.

- Ева, - надежные руки осторожно обхватили меня. Бережно, словно я не чародейка, а хрупкая ваза. – Ева, Ева, Ева, - шептал он мне на ухо, словно мое имя это какое-то заклинание. – Что тебя так мучит?

- С чего вы вообще взяли, что меня что-то мучит? С чего взяли, что мо.. – горький комок в горле прервал меня на полуслове. Застарелая давняя боль вырвалась из души и пошла вверх, застряв в глотке. Глубокий вдох.. Выдох. – Почему вы думаете, что можете вторгаться в мою приватность? Или забыли, что я вам не любовница?

- Тс-с-с, - объятия стали крепче. Я дернулась, пытаясь вырваться и, не сумев, вдруг разрыдалась.

Прорвалась годами сдерживаемая плотина. Ничуть не смущаясь, его величество уселся на сомнительной чистоты пол иллюзорной конюшни. Так мы с ним и сидели. Он осторожно покачивал меня в объятиях, словно укачивал расстроенного ребенка, и шептал что-то успокаивающее мне в макушку. Я тряслась от рыданий и слегка подвывала, не в силах больше сдерживать скопившуюся где-то внутри боль и обиду на несправедливость жизни.

- Я просто… Просто.. Не.. не хочу так больше никогда! Никогда! – прошептала я, когда поток слез немного иссяк.

Постепенно начал накатывать стыд. Его острые уколы поражали самые хрупкие и слабые места.

«Расклеилась совсем», - шептал он.

«Не умеешь вести себя прилично»

«Взрослая женщина, ведьма, наконец! А туда же – рыдает, как пятилетка на плече у первого же попавшегося мужика»

«Да, Ева Вейер, ты себя проявила как истинный профессионал»

«И глаза теперь красные, как у кролика. Вот это фаворитка, ничего не скажешь»

«А он тебя еще утешает! Разве ты заслуживаешь чье-то сочувствие и утешение?»

Поспешно отстранившись, я прочистила горло и, отведя взгляд, максимально спокойным тоном уравновешенной взрослой ведьмы сказала:

- Прошу прощения за столь непрофессиональную истерику. Наверное, это из-за погоды.

- Ева! – требовательно одернул меня король. В карих глазах читалось легкое раздражение, нетерпение и… понимание. – Давай не станем утруждать друг друга притворством. Мы оба знаем, что дело не в погоде. Я не стану более лезть тебе в душу, а ты не пытайся лгать. Остановимся на этом, согласна?

Его величество протянул крепкую ладонь для рукопожатия.

- Согласна, - слабо улыбнулась я, пожимая ему руку. – Ничего не поделать, раз уж вы видели меня в таком виде, да еще и успокаивали после приступа паники, случившегося со мной в вашей постели.. – я слегка покраснела при воспоминании о своей слабости, но постаралась сохранять невозмутимый вид. – В общем, после этого хотите или нет, вы мне практически близкий друг.

- Так почему именно конюшни? – хотелось сменить тему. – Из-за матери, да? – в голове всплыли профессиональные советы его величества по верховой езде.

- Ее любимое место, - тень улыбки скользнула по лицу короля. – Сюда я всегда убегал, когда преподаватели совсем не давали житья. Учитель словесности вечно гонялся за мной со своими неправильными глаголами.

Перед глазами пронеслась картина с королем Аргентом, улепетывающим от почтенного преподавателя по широким дворцовым коридорам. Забавное, наверное, было зрелище.

- Значит, наш доблестный монарх, наш оплот государства был не слишком прилежным учеником? – не без ехидцы поинтересовалась я.

- Ну, порой я прилежно прогуливал, сбегал с уроков в конюшни и совершал весьма дерзкие налеты на кухню, - признался он. – К счастью, ее величество позволяла мне порой такие маленькие шалости.

Сквозь обласканную солнечным светом конюшню начали проступать стены спальни. Запах сена, лошадей и дерева сменился на свежий, напоенный ароматами сада, воздух. Растворялась сотканная из ничего реальность. Заклинание рассеивалось.

Прошло совсем немного времени. Мы по-прежнему находились в спальне. За окном все еще чернела ночная тьма. Переговаривались о чем-то своем сверчки. Только мое лицо все еще слегка пощипывало от слез, пролитых и в реальности, и в том, зачарованном, мире.

- Могу ли я сопроводить вас в постель, донна Верне? – отвесил безупречный полупоклон король и протянул мне руку.

Я рассмеялась тем хрипловатым, немного скованным смехом, какой обычно бывает после того, как наплачешься вволю.

- Только если в вашу, милорд, - ответила я и самостоятельно соскользнула с подоконника.

- Разумеется! Иного варианта быть не может.

Он легонько дернул меня за прядь иссиня-черных волос и с высокопарной напыщенностью благородного дона, изучавшего искусство ухаживания исключительно по рассказам собутыльников и похабным книжонкам с картинками, сказал:

- Убежден, что ночь ваших волос, разлившаяся по моей подушке, поразит меня острым уколом счастья в самое сердце.

- Острым уколом счастья? - наигранно изумленно повторила я, с трудом сдерживая усмешку. – Где вы набрались такого непотребства, ваше величество? Боюсь, что вынуждена буду отозвать свое согласие. Пойду в постель первого министра! – патетично взвыла я. - Надеюсь, он согреет меня этой холодной-прехолодной летней ночью.

- Только не первый министр! – в отчаянии – слегка переигрывает, но в целом наш король обладает неплохими актерскими способностями – взревел он. – Послушайте, как бьется мое сердце! Оно настукивает мелодию вашего имени, донна Верне!

Он прижал мою ладонь к своей груди. Там, за тонким белоснежным батистом рубашки действительно гулко стучало сердце. Я на мгновение замерла, успокоенная и взбудораженная этим простым