было поставлено условие, что я найду руководителя вне института физики металлов (ЦНИИчермет состоял из семи институтов), где трудился наибольший процент евреев и где я работала с Владимиром Иосифовичем Сарраком, то есть в секторе, курируемом заместителем Курдюмова Рувимом Иосифовичем Энтиным.

Мне был предложен небольшой выбор, и в итоге руководителем стал Станислав Борисович Масленков, который впоследствии, хихикая, говорил, что я была его самой лучшей аспиранткой, принеся готовую переплетенную диссертацию и билет на поезд, чтобы он мог выступить на защите (защищалась я в Воронежском Политехническом институте). Хотя Масленков считался моим единственным руководителем, на обложке первым из двух, не обсуждая, я поставила Саррака. Когда я в самом начале просила Масленкова утвердить Саррака со-руководителем, он не согласился: только соавтором публикаций, но здесь он не спорил.

Вид на ЦНИИчермет с Яузской набережной

В принципе в мои годы переход в ЦНИИчермет был мечтой каждого. Его организовал и построил академик Бардин, любимец Сталина, имея карт-бланш на размер здания, штатов и выбор людей. Бардин по натуре любил организовывать и строить, здание формой цифры шесть занимало вдоль набережной квартал от улицы Радио до МВТУ им. Баумана и от 2-й Бауманской до Яузской набережной. На незаполненном углу шестерки располагался экспериментальный завод численностью в тысячу человек.

Сам институт насчитывал (без завода) тысячи четыре человек, семь институтов (по смыслу отделов) были названы Бардиным институтами для повышения статуса (и ценности продовольственных карточек) их руководителей. Эти семь институтов в сумме охватывали все аспекты работы черной металлургии, от экономики и фазовых превращений до новых металлургических технологий, качественных сталей, прецизионных сплавов, порошковой металлургии. Все институты обслуживал Отдел центральных лабораторий (который был приравнен институту), оценивая все виды характеристик исходных материалов и готовых продуктов.

В течение двадцати лет моей работы в ЦНИИчермете я верила и утверждала вслух, что Бардин продумал институт так хорошо, что его невозможно испортить.

Жизнь показала, что я глубоко ошибалась.

Я в ЦНИИчермете

В принципе сложилась уникальная обстановка, когда мой переход в ЦНИИчермет был желателен сразу нескольким людям. Директором Института качественных сталей был Сергей Александрович Голованенко, заместителем директора – Александр Павлович Гуляев. Гуляев начал работать от момента образования этого «малого» института в 1958 году, но директором института из-за его беспартийности, одиозности как биографии, так и характера, не утверждали, и молодого кандидата наук Голованенко (с разницей в 17 лет, Гуляеву было тогда 50) поставили при нем директором в качестве красного комиссара.

Позже и Голованенко стал доктором наук, но догнать Гуляева по славе и научным достижениям было невозможно, поэтому он не мог дождаться момента, когда Гуляев уйдет на пенсию. Однако тот на пенсию не собирался, понимал нежелательность его дальнейшего пребывания в кабинете напротив директора и поставил условие, что он уйдет заведовать созданной специально для него лабораторией проблем металловедения, которая будет оснащена новейшим оборудованием.

На место Гуляева (заместителя директора ИКС) был намечен Станислав Масленков, мой формальный руководитель кандидатской диссертации, который таким образом, как и Голованенко, был заинтересован в моем приходе. Наслышанные о внезапном оснащении оборудованием МВМИ, они не видели другого пути выполнить условия Гуляева.

В разговорах обо мне, как оказалось, горячую поддержку моего прихода высказала и Нина Николаевна Моргунова, с которой познакомились в командировке и подружились на жизнь, несмотря на разницу в двадцать лет.

В то же время на дворе кончался 1973-й год, завершался недолгий период первого потока разрешенной эмиграции. Уехал наш друг и сокурсник Лева Брутман, но на его «отходную» мы пробирались через овраги Черемушек, чтобы нас не заметили и не настучали на Юру. В 1972-м тайком от семьи эмигрировал в Израиль сын Энтина, что вызвало большие разборки в ЦНИИчермете, поэтому ко всем обычным барьерам добавился и страх начальства пострадать персонально. Когда мои ходатаи пришли в очередной раз к Голикову (директору института), он им прямо ответил:

– Я верю, что она о трех головах, и я бы ее взял, но кто положит свою голову, если она уедет в Израиль?

Мне это было передано с достаточной безнадежностью, потому что никто не видел моего потенциального гаранта.

Ситуация разрешилась фантастическим образом.

О тупике, возникшем в вечернем металлургическом институте, знали несколько близких друзей. Кто-то сочувствовал, кто-то предлагал проверить шансы в других местах. Это был не первый случай, когда своей удачей я обязана не слепому везенью, а конкретному человеку.

Удача заключалась в том, что этот человек оказался рядом и захотел помочь. Это был Вадим Раховский, который не раз побеждал в безвыходных положениях и получал большое удовлетворение от борьбы за эти победы. Он работал во Всесоюзном электротехническом институте, в пяти минутах от МВМИ, часто заглядывал к нам, потому что давно дружил с Алисой Пименовой и мой конфликт с Шепеляковским воспринял частично и как личную вину, потому что по своему характеру подстрекал меня к непримиримой войне.

В его сорок лет до защиты докторской диссертации оставалось несколько дней, Вадим был этим окрылен и возбужден. Мою проблему найти гаранта он решил как шахматную двухходовку. Среди его аспирантов был очень симпатичный парень, сын заместителя министра приборостроения и средств автоматизации, Валя Журбенко, который иногда приводил в лабораторию Раховского своего соседа и приятеля Гришу Казанца, сына нашего министра черной металлургии Ивана Павловича Казанца.

Мне было не дано знать, что Вадим пообещал Грише: то ли доступ к экспериментам на его уникальном оборудовании, либо просто Валя умолил Гришу помочь решить проблему своего шефа. Мне было только сказано поехать в министерство черной металлургии к помощнику Казанца старшего, Юзефовичу, у которого я получила анкету со своим заявлением о приеме на работу, снабженную весьма тщательной, но неразборчивой подписью на верхнем поле первой страницы. Я до сих пор не знаю, было ли Голикову достаточно подписи Юзефовича или это была подпись самого Казанца.

После защиты кандидатской Казанец младший пришел работать в ЦНИИчермет, и мы многократно доброжелательно встречались как с ним, так и Виктором Семеновичем Юзефовичем, который и впредь помогал мне получать подписи высокого начальства в моих непрекращающихся ходатайствах о получении нового оборудования.

В течение последующих двух десятков лет, входя в предбанник института, я бессознательно оглядывала стоящих в очередь за временными пропусками, интуитивно распрямляясь с гордостью: «А я здесь работаю».

1978 – поездка в Чехословакию

Как-то в Одессе Миша познакомился со сверстником из Чехословакии и, к нашему удивлению, между ними не только завязалась, но и поддерживалась в течение нескольких лет, хоть и не совсем