воспринимают не как мужчину, а как мальчика, который писает на ковер? Должен стать таким вот ручным мальчиком? Песиком, который лает по команде и приносит в зубах тапки? Простите, но я не хочу. Мы с ней не один раз об этом говорили. И вроде понимала, соглашалась. А потом все начиналось по новой. В конце концов я просто перестал ее слушать. Как только включала училку, думал о своем. Она еще сильнее заводилась. А если Алена заведется, просто так уже не остановится.

Все это подтверждало то, о чем я говорила себе. И о чем пыталась сказать ей. Откуда у нее это? Импринтинг, чтоб ему. Когда-то я тоже старалась достучаться до Кита, которому все было до одного места — лишь бы не отрывали от компа. Кит отмахивался, я злилась, Алена впитывала. И хотя Виталик мало чем напоминал ее папашу, модель все равно уже сложилась: мужчина — это неразумное существо, добиться от которого чего-то можно только с помощью команды.

— Евгения Олеговна, я Алену люблю, но у нас ничего с ней выйдет, — он откинулся на спинку стула и закрыл глаза. — Лучше уж сейчас переломаться, чем испортить жизнь себе и, возможно, детям потом.

— Ты так уверен? — вопрос этот был, вообще-то, лишним. Скорее, реплика, побуждающая продолжать.

— Да. Она позвонила ночью. Если бы сказала, что неправа, мы, может, и помирились бы… до следующего раза. Но она спросила, понял ли я, что был неправ. А я понял… другое. Что так и будет продолжаться без конца. Каждый раз, когда я пойду навстречу, она еще больше будет убеждаться, что так и надо. Что надо жать, давить — пока не добьется своего. Мне правда очень жаль. И ее, и себя. Но я так не хочу. Может быть, сейчас до нее что-то дойдет. Чтобы не повторяла этого потом. С кем-то другим.

Этот двадцатилетний мальчишка показался мне вдруг на удивление взрослым и мудрым, и, как ни больно мне было за Алену, я про себя пожелала ему счастья с другой девушкой. Которая будет любить и уважать. От души пожелала. А Алена… после первого раза она ничего не поняла. Поймет ли после второго? Ей я, конечно, тоже желала счастья, но эти отношения было уже не спасти. Слишком далеко все зашло.

— Виталь, мне тоже очень жаль, что все так вышло, — сказала я, когда он, одевшись, помог мне донести до машины сумки. — Я просто желаю тебе всего самого лучшего. В новом году — и вообще.

Я поцеловала его в щеку — как всегда, когда они заходили ко мне с Аленой. Только этот раз был последним. Виталик не станет моим зятем, они никогда не приедут в гости вместе, с детьми…

Черт, как жаль…

Жаль, что они встретились так рано. Жаль, что Аленка в детстве наблюдала вовсе не те отношения между родителями, которые могли бы ее чему-то научить. Жаль, что не смогла понять, как надо строить эти самые отношения.

Просто жаль…

— Ну что? — встрепенулась Алена с какой-то безумной надеждой, когда я вошла в ее комнату. Но увидела сумки и тут же погасла.

— Это надо просто пережить, — сказала я, сев рядом с ней. — Перетерпеть…

* * *

Следующий день прошел как натянутая струна. Каждый раз, заглядывая к Алене, я видела одну и ту же картину. Она сидела на тахте, поджав под себя ноги, и наблюдала за воробьями у кормушки. Мне это напомнило, как вот так же сама сидела когда-то на диванчике в холле и таращилась в аквариум. Тогда у нас были рыбки — еще одна страсть Захара.

Что я могла ей сказать?

«Плюнь, это ерунда, он тебя не стоит, найдешь кого-нибудь получше»?

Никогда не надо обесценивать негативный опыт, иначе сложно будет сделать из него выводы. Если ребенок не обожжется, он не научится быть осторожным с огнем. Как ни печально, боль — лучший учитель. Если, конечно, не выжигает дотла. Или Алена сейчас что-то поймет, или так и будет биться об углы раз за разом. Но на это нужно время. Чтобы понять.

И все же… как же это больно — когда больно твоему ребенку!

Сейчас я ничем не могла ей помочь, а чтобы не трепать понапрасну нервы ни себе, ни ей, сидела и работала. Возможность убежать от реальных проблем в выдуманные, которые легко можешь решить с помощью клавиатуры, фантазии и такой-то матери, — за это я тоже любила писательский труд. За три дня Жанна, Джо и Аркаша значительно продвинулись вперед. Аркашин Феликс умер и воскрес, Жанкина Клотильда с верным рыцарем вышли в тайный поход, а Эльвира успешно перетрахала полтеплохода. И только Нина медленно, но верно тонула.

Я еле-еле смогла выжать из себя одну проду, в которой Ира заболела, а Кир предложил ей по телефону еду и лекарства. Рейтинг, и так невеликий, плавно падал вместе с просмотрами и библиотеками. Даже количество звездочек уменьшилось. Мы называли это царским лайком: хочу — дам, хочу — заберу. Стало очевидным: даже если открою подписку, реклама уйдет глубоко в минус. Когда автор пишет через силу, читатели это сразу чувствуют.

Оставалась одна-единственная надежда: если мы с Ником все-таки окажемся в постели, возможно, это как-нибудь меня подпихнет. Тоже компромиссный вариант: события другие, эмоции мои. Но уверенности не было.

Вечером, когда я ужинала перед телевизором, Алена бледной тенью выплыла на кухню.

— Мам, а поесть есть чего? — спросила жалобно.

— Картошка тушеная с курицей. Накладывай.

Она накидала себе на тарелку, села за стол.

— А ведь бывают же люди счастливые. — Вилка противно взвизгнула, картошина запрыгала по столу. — Женятся и живут всю жизнь. С первого раза — в десятку.

— Бывает, — согласилась я. — Но редко.

— Ой! — Алена посмотрела на экран и заморгала удивленно. — Надо же. На нашего Буншу похож.

Повернувшись к телевизору, я тоже ойкнула. Показывали новости. Арабского вида мужчина в военной форме вручал награду Нику — тоже в военной форме. Синенькой. А чтобы уж никаких сомнений не осталось, Ник еще и пару благодарственных слов сказал, что-то про помощь братскому народу Сирии. С титром: «Николай Зарецкий, подполковник ВКС РФ».

— Не похож, а он и есть, — обалдело сказала я, когда сюжет закончился. И повторила: — Ну надо же. Вот зачем он в Москву поехал.

— Это как? — не поняла Алена. — Он же в клубе работает, сам сказал.

— Это его клуб. А так-то он летчик. На пенсии.

— Его клуб? Ни фига себе! — она снова захлопала глазами. — На пенсии? Сколько ему лет?

— Сорок.