Алена пришла расстроенная. Зачет сдала — это все, что удалось узнать. Но и так было ясно: с Виталиком не увиделись. Или увиделись, но не помирились.

Мы сидели за столом, отламывали куски от пирога и макали в смесь сметаны и аджики. Разговор не клеился, смотрели «План побега».

— Надо же, на твоего этого… знакомого похож, — заметила Алена, когда на экране появился главгад. — Который тебя ночью притащил.

— Ну… да, есть общее, — вынуждена была согласиться я. И тут же в дверь позвонили — не в домофон, а с площадки.

— Открою! — встрепенулась Алена и бросилась в прихожую, а я оперативно переключила фильм на новости.

Наверняка она подумала, что заявился Виталик, иначе с чего бы такое разочарование прозвучало в кислом «добрый вечер». Мне это было понятно, а вот Ника, должно быть, удивило.

— Привет, — выбравшись из-за стола, я выглянула в коридор. — Думала уже, что ты снова в кювет уехал.

— Извини, — Ник протянул мне букет в бумаге и пакет. — Немного на кухне завозился, а потом в самые пробки попал.

— Давай я поставлю, — Алена забрала у меня извлеченные из крафта розы. Прозвучало это еще более кисло: ну вот как так, к старухе-матери ходят мужики с цветами, а я, молодая и прекрасная, сижу никому не нужная.

Пока Ник мыл в ванной руки, я выгрузила из пакета три маленьких контейнера с салатами и один побольше — с запеченным мясом и картошкой.

— Вы повар? — спросила Алена таким ехидным тоном, что захотелось отгрузить ей основательного поджопника. — Сказали, что на кухне завозились. Готовили?

— Нет, — все так же невозмутимо ответил Ник. — На кухне клуба позаимствовал. «Черный лис». Не слышали?

— Это на «Чернышевской»? — Алена села и приоткрыла крышку одного из контейнеров. — Вы там работаете?

— Можно сказать и так.

— Тарелку с вилкой достань, — рыкнула я.

Ник отказываться не стал, положил себе немного греческого салата и кусок мяса. Алена довольно мерзким тоном, через губу, доставала его вопросами о клубе. Все это напоминало сцену уже из другого фильма — горячо нелюбимого мною «Москва слезам не верит». К счастью, с Гошей-Гогой у Ника ничего общего не было, за исключением, может быть, непрошибаемого спокойствия, с которым он отвечал.

Наконец, после моего ощутимого пинка под столом, барышня заявила, что ей надо идти готовиться к зачету, и с царственным видом удалилась.

— Извини, — попросила я, глядя в тарелку. — Обычно она не такая хамка. Ждала своего мальчика, а появился ты.

— Понятно, — усмехнулся Ник и положил руку поверх моей. — Дети как ежи иголками внутрь.

— Почему внутрь? — не поняла я.

— Потому что сами себя колют. Не бери в голову. Мой иногда такое выдает, что убить хочется. С особой жестокостью.

— Тебе? Да ладно! Не поверю, что тебе хочется кого-то убить. Мне кажется, ты настолько спокойный, что… даже не знаю.

— Ошибаешься, Жень, — он покачал головой. — Я тоже еж иголками внутрь. Бывает такое… да, лучше не знать. Но когда ты сидишь в стальной дуре стоимостью в два лярда, набитой электроникой и ракетами, под тобой пятнадцать километров, а скорость под две тысячи километров в час, да еще тебя пытаются сбить… тут хочешь не хочешь, а будешь держать себя в руках, при любом раскладе.

— Нет, это не так работает, — не согласилась я. — Ты бы не смог, если бы изначально не был таким. Если бы не умел держать себя в руках.

— Ну… наверно. Я вырос в творческой семье, а люди искусства в большинстве своем токсики. Мама оперная певица, папа режиссер-постановщик в театре оперетты. Не дом, а дурдом. Только немецкая бабушка была спокойной, как удав. Я пошел в нее. Наверно, из противоречия.

— Ну надо же. И как тебя не затащили в искусство?

— Пытались. Четыре года скрипка, а потом я ее случайно сломал. Совсем-совсем случайно. И пошел в секцию каратэ. Не спортивную, а такую… для малолетних гопников. Дома была истерика, но я уперся. Я вообще упертый, Жень, — он медленно обводил мои пальцы по контуру, рисуя вокруг них зигзаги. — А потом, уже в девятом классе, капитально навалял парням из десятого. Они пристали к Ленке, которая мне нравилась. Ну и…

— Это на ней ты женился? — я поймала себя на крошечной ревности. Маленькой, игрушечной, но все же.

— Да. На первом курсе. Разумеется, снова была истерика. Не ту профессию выбрал, не на той женился, слишком рано. Но чем сильнее на меня давили, тем больше я упирался. Хотя особо давить уже не получалось, я в Краснодаре поступил в летное училище. А Лена осталась в Питере, виделись редко. Потом Вовка родился. Ну а потом уже в Североморск вместе уехали.

— Ты говорил, она хореограф? Тоже ведь человек искусства.

— Ну да, — поморщился Ник. — Из непризнанных гениев, загубивших свой талант в неправильном месте, рядом с неправильным мужем. Но круче всех Вовка. Он с детства мечтал стать писателем и писал романы в тетрадках.

Если бы я что-то ела, наверняка подавилась бы.

— И… что? — спросила осторожно.

— Да ничего. Учится на сценариста. Третий курс Института кино и телевидения. Запихивает в свои писули весь окружающий мир. Уверен, что непременно напишет гениальнейший сценарий, по которому поставят гениальнейший фильм всех времен и народов.

Мне не понравилось, как это прозвучало. И вспомнилось насмешливое: «Тебе бы книжки писать».

— Ну… я тоже, в принципе, пишу.

— Да ладно, Жень, — улыбнулся Ник. — Насколько я понял, ты пишешь статьи на заказ. Это не то. Знаешь, мне кажется, писатели — самые отбитые из всех творческих профессий. Даже хуже актеров. Иногда читаешь классную книгу, а потом узнаешь побольше об авторе и думаешь: твою же мать, и как такой козел мог написать такую вещь? И уже читать его не хочется.

— Не все же такие, — я пожала плечами, стараясь не смотреть на него. — Хотя… в чем-то ты прав. Лучше ничего не знать о писателях, актерах, музыкантах. Или учиться отделять мух от котлет, но это не всегда получается. Кофе будешь?

— Я сделаю.

Он встал и занялся кофеваркой, а я спешно пыталась придумать безопасную тему, на которую можно было бы перепрыгнуть.

* * *

Разговаривали мы еще долго — о детях и о своем детстве, об учебе и работе, о местах, где бывали, о книгах, кино и музыке. В общем, о тысяче самых разных вещей, которые обсуждают люди, когда только начинают узнавать друг друга. Если, конечно, их интерес не на одну ночь — в таком случае все это ни к чему.

Алена дважды выходила