Как раз в это время объявили воздушную тревогу. Немецкие зенитные батареи, размещенные вокруг Остравы, открыли бешеную стрельбу по звену американских бомбардировщиков. После объявления тревоги в Рихвальде многие люди стали покидать дома и побежали в поле. Из тесного кольца окружения, в котором оставалось лишь несколько домов, тоже вышли мужчины, свободные от сменной работы.

Из дома Томица вместе с другими вышел и Пешел, который хотел воспользоваться случаем, чтобы бежать. Однако все выходившие из кольца подвергались проверке. Пешела проверял агент Вилковский, который также участвовал в операции. Пешел предъявил ему фальшивое удостоверение личности. Вилковский просмотрел его и насторожился. В нем значилась фамилия Карл Тиль. Это оказалось для Пешела роковым. От арестованных, сотрудничавших с ним, гестаповцы знали, что парашютиста, который действует в этом районе и которого они ищут, зовут Карлом.

Вилковский оставил удостоверение личности у себя, а Пешела вернул обратно. Немедленно дал знать об этом остальным членам команды. Тем, согласно показанию Вагнера, стало ясно, что это не кто иной, как разыскиваемый парашютист.

Арест Рудольфа Пешела был проведен следующим образом. Вилковский послал к нему какого-то мальчика с поручением, чтобы тот явился за своим удостоверением личности, поскольку недоразумение прояснилось. Пешел пришел, и Вилковский с несколькими гестаповцами скрутили его.

При обыске у Пешела нашли удостоверение личности на имя Йозефа Гараха. Под этой фамилией Пешел хотел скрываться на новом месте. После ареста Пешела произвели тщательный обыск в домике Томица, в результате нашли коротковолновый передатчик и два пистолета. Вместе с Пешелом гестаповцы арестовали всю семью Томица. Все арестованные были немедленно отправлены в остравское гестапо. Сразу после прибытия в гестапо Рудольфа Пешела подвергли допросу.

Начальник антикоммунистического отдела Штейндорф об этом рассказывает следующее:

«Мне известно, что парашютист не хотел назвать свою настоящую фамилию, поэтому к нему применили насилие. Знаю, что его пытали, вынуждая к признанию. После первоначального запирательства и после многочасового допроса парашютисту представили доказательства, что он — Рудольф Пешел, родом из Биловца либо из его окрестностей, где перед войной был руководителем коммунистической молодежи.

Затем его вызвали к Кордесу для протокольного допроса — как бывшего руководителя коммунистической молодежи. Я задавал ему вопросы, касающиеся его деятельности перед оккупацией, бегства и пребывания в СССР, его деятельностью как десантника я не интересовался. По этой части его допрашивал коллега Дуфек из третьего отдела, присланный в Остраву из Брно специально для этой цели. На допросе ему помогал агент гестапо Вилковский. Пешел давал мне достаточно подробные показания о том, что делал перед оккупацией, так как знал, что эта деятельность не подлежит наказанию. Я знал, что он проводил очень большую подпольную работу, и интересовался тем, какие коммунистические организации создавал он в подполье и имел ли связь с некоторыми до сих пор не известными гестапо организациями. В этой части Пешел ни в чем не признался. Поэтому на основе его показаний наш отдел никого не арестовал. Поскольку его показания относительно Советского Союза нельзя было проверить, я не могу судить, насколько они достоверны. Категорически отрицаю, что применял на допросах насилие к Пешелу. Но мне известно, что Дуфек и Вилковский, допрашивая Пешела о его действиях как десантника, несколько раз истязали его до беспамятства».

Гестапо было весьма заинтересовано в поимке командира отряда «Ян Жижка» поручика Йозефа Чапки из Паскова, которого пока не удавалось арестовать. Поэтому гестаповцы Вагнер, Гинтрингер и агенты Когутек и Вилковский поочередно надолго застревали в Паскове, ведя наблюдение за домом Чапки. Но они напрасно караулили его. Чапка вместе с Баржиной и Выстрчилом, встретившись с Пешелом накануне его ареста, узнал, что Ихновский арестован, и поэтому домой не поехал, а переночевал в Остраве на вокзале. Утром же уехал поездом в Пасков, а оттуда ушел к Арношту Яролиму в Опрехтице, предупредив его, что следует ожидать арестов. Там он узнал также, что за ним домой уже приходили гестаповцы.

Посоветовавшись с Арноштом Яролимом, Чапка решил на другой день уйти в Словакию вместе со скрывавшимся здесь Витезславом Яролимом. Ночью он вернулся в Пасков, незаметно проник во двор своего дома, выкопал спрятанный там пистолет и возвратился в Опрехтице. На другой день утром Арношт Яролим, развозивший у фирмы Сикора в Паскове содовую воду, поехал в Пасков, где ему нагрузили полную машину содовой воды. С этим грузом он возвратился в Опрехтице, где уложил груз так, что сзади осталось место для Чапки и Витезслава Яролима. Когда оба укрылись там, он накрыл груз брезентом. В кабину к нему сели его жена и Анна Форгачева. Кружным путем Яролим повел машину в Билу.

За несколько сот метров до гостиницы «Била» он остановился. Чапка и Яролим вышли из машины, Яролим велел им подождать, пока он не пришлет проводника. Затем с грузом он направился к гостинице. Через несколько минут вернулась его жена, сообщив ожидающим, что их поведет юноша; они должны следовать за ним на некотором расстоянии и не вступать с ним в разговор. Так и было. К вечеру беглецы уже оказались на моравско-словацкой границе. Там проводник показал им, в каком направлении находится Чадца, и ушел обратно.

Тем временем Франк приказал ускорить расправу с отрядом, и гестапо решилось на то, чтобы выпустить кого-либо из членов отряда в качестве агента, который привел бы им командира отряда. После нескольких вариантов выбор пал на Йозефа Ульмана, которому Чапка вполне доверял. Этому выбору способствовало и то, что Ульман был женат и имел двоих детей, из чего гестаповцы заключили, что он будет опасаться за свою семью и после освобождения не уйдет в подполье. Ульман увидел в предложении гестапо возможность для побега и принял его.

Чтобы «побег» Ульмана выглядел более правдоподобно, гестапо составило план. Составитель этого плана гестаповец Гинтрингер так описывает его.

«…После возвращения из Брно Леман вызвал меня к себе и сообщил, что Брно дало согласие на освобождение Ульмана как агента по розыску Чапки. Поинтересовался, как я представляю себе это освобождение. Я ответил ему, что обычное освобождение невозможно и что поэтому необходимо устроить его так, чтобы оно выглядело как побег. Я предложил начальнику привести Ульмана на рудник «Франтишек» под предлогом, что у него якобы на этом руднике закопан динамит, и там предоставить ему возможность для побега.

Затем я позвонил уполномоченному контрразведки на руднике «Франтишек» Шестагу и приказал ему договориться с директором завода о том, чтобы тот в указанный мною день находился на заводе.

В назначенный день вечером я велел привести в канцелярию Ульмана, а также, чтобы этот