Шрифт:
Закладка:
– Дай я, – и показал ему свой наточенный, как бритва, тесак, которым только что обезглавил кота. Что-то на меня нашло, чей-то дух – мясника или Малюты Скуратова – витал рядом и подталкивал под руку.
Примерившись, я одним ударом срубил упырю его поганую башку. Да, сегодня я был в ударе, прямо Василь Иваныч Чапаев.
Мы выскочили из квартиры и захлопнули дверь. Нюхать протухшую тварь даже в противогазах, а тем более наблюдать весь процесс разложения у нас не было никакой охоты. Каждый из пятерых насмотрелся на эту гнусь по самую завязку, на всю оставшуюся жизнь.
В третьей и четвертой квартире никого не оказалось. Мы заколотили двери и поднялись на второй этаж. Усевшись на подоконнике лестничной клетки, выпили еще и как следует закусили. Нас прилично развезло. А мне, когда я хорошо поддам, всегда хочется есть.
В квартире помер пять мы застряли надолго. Взломали замок, но дверь открыть все равно не смогли. Она была забаррикадирована на совесть. Ясно, тут окопались инфицированные. У них, в отличие от упырей, хватало ума всерьез позаботиться о своей безопасности. Если бы они могли, они ушли бы из города. Но было лето, и никто из них не мог за короткую ночь добраться пешком до Большого Города.
Некоторым вначале, пока мы не собрали все запасы топлива в своем тюремном хранилище, удалось уехать на машинах. Остальные, отчаявшись бежать, стали обстреливать нас по ночам, но вскоре у них кончились патроны. Мы позаботились о своей безопасности и свезли все оружие, имевшееся в городке, в тюрьму. Конечно, каждую квартиру не обыщешь и все двустволки и мелкашки не изымешь. Но всему свое время. Когда каждый дом будет помечен белым крестом, опасность быть подстреленным во время дежурства исчезнет полностью. Пока что мы свели ее к минимуму, закрыв все площадки стальными щитами – и главную на крыше тюрьмы, и угловые на стенах, и ту, что у ворот. Пришлось повозиться. Приваривая щиты так, чтобы дула пулеметов свободно двигались по кругу в широкой щели. Самым уязвимым местом нашей обороны были прожекторы. Их пришлось поднять над щитами. К счастью, за те четыре месяца, что мы прожили в тюрьме, только пять были разбиты выстрелами инфицированных. Это нас не слишком расстроило, на складе было несколько запасных, а кроме того, более 20 штук мы демонтировали на заводах, во дворах крупных магазинов, на стройках, в военном городке, на центральной площади.
Каждую ночь двое из нас дежурили на электростанции. Мы боялись, что инфицированные поломают оборудование, либо, хуже того, взорвут его. Обнесли станцию колючей проволокой и пустили через нее ток. Береженого Бог бережет.
Когда замок был выбит, я, наклонившись, заглянул в образовавшуюся дыру. В ней виднелось что-то темное, ровное, блестящее.
– Похоже, подперли шкафом, – сказал я, выпрямляясь.
Николай понимающе кивнул и запусти руку в сумку. Достав гранату, примерил ее к отверстию в двери.
– Проскочит.
– Погоди! Там-то места хватит? А то повиснет в дырке, все осколки на лестничную клетку брызнут.
Николай сунул руку в дыру.
– Не, нормально. Они его с наклоном поставили.
Он вырвал чеку и привычным движением быстро просунул гранату в отверстие. Мы бросились за угол. Громыхнуло. Клубы дыма пахнули в лицо. Мгновение стояла тишина, затем что-то со скрежетом медленно рухнуло.
Мы вышли из-за угла. Дверь сорвало с петель. Поверх нее лежал искореженный шифоньер.
– Всю жизнь мечтал работать грузчиком, – сказал сердито я. Николай захохотал.
Мы приподняли шкаф и выволокли его на площадку. Путь был свободен.
Трехкомнатная достаточно чистая квартира. Тишина, полумрак, никакой вони. Я заглянул на кухню – слив мойки был заткнут тряпкой, та, в свою очередь, накрыта полиэтиленовой крышкой, на которой стояла килограммовая гиря из магазина.
Хозяева – худощавый мужчина с аккуратной бородкой и женщина с распущенными длинными волосами лежали одетыми в спальне поверх одеяла. Мы подошли к ним – я слева к мужчине, Николай справа к женщине, коснулись пальцами их лиц. Да, это были инфицированные, будущие вампиры, но пока еще люди, хотя не такие, как мы. Они погружались днем в летаргический сон, который невозможно было прервать никакими средства. Почти ничего не ели – кое-какие фрукты и сырое мясо – в основном пили воду и, если удавалось достать, кровь. Однако инфицированные не убивали людей и животных, чтобы высосать алую влагу жизни.
Как и на нормальных людей, вампиры нападали на инфицированных, но они были для них столь же малопривлекательны, как и их соплеменники – мертвецы-кровососы. У нас не было объяснения тому странному факту, что упыри готовы сосать живую кровь до бесконечности, пока не раздуются, как пиявки, и, забравшись в свою нору, спать на протяжении долгих недель. В то же время, если изголодавшись, они набрасывались на своих, то удовлетворялись несколькими глотками. После чего, не зная усталости, бесновались ночи напролет перед ворогами тюрьмы.
Для нас разницы между вурдалаками и инфицированными не существовало. В среднем через неделю, самое большее через месяц заболевшие умирали и превращались в ненасытных тварей. Выздоровевших не бывало. Встречались только такие, как мы пятеро, которых Бог наградил редким иммунитетом… Зачем он сделал это, не раз задавал я себе вопрос. Чтобы мы дали жизнь новому человечеству или чтобы стали последними свидетелями гибели нашего грязного, жестокого мира?..
Но ведь в нем были не только жестокость и грязь… Были еще Красота и Любовь!..
На груди хозяина квартиры лежал листок бумаги. Наклоняясь, чтобы взять его, я увидел, как тускло, искрой, сверкнула рубиновая сережка в ухе его жены. Женщина была не очень молода – за 30 – но очень привлекательна.
«Нашим убийцам!
Уже более двух месяцев мы живем здесь. И ничего не меняется в нас. Два месяца! Осознайте это! Мы не превратимся в вампиров, хотя уже никогда и не будем прежними. МЫ ДЛЯ ВАС БЕЗОПАСНЫ!!! ПОВЕРЬТЕ!!!»
Я подал письмо Николаю. Он прочел и, скомкав, швырнул в лицо мужчине, написавшему его.
– Ублюдки! – заорал он. – Готовы на все, чтобы спасти свои сраные жизни! Трупы ходячие! Говнюки! Нас не проведешь!
Он выхватил нож и вспорол платье на груди женщины. Пуговицы брызнули во все стороны. Обнажились полные красивые груди. Остановившимся взглядом Николай смотрел на то, как поднимаются и опускаются в ровном дыхании гладкие розовые соски.
– Сука! Она хочет жить! – Николай распорол платье донизу. Нежный сытый животик, трусики, обнимающие тесно лобок, сладкие бедра.
– Сука! – Николай дотронулся острием ножа до груди женщины. Медленно
