Через девятнадцать минут у Фредрика зазвонил телефон. Знакомый низкий женский голос.

– Меня зовут Юдит Йедде. Вы кажется хотели со мной встретиться?

Еще как хотел, черт подери.

Солнце уже село так низко, что слепило глаза одному-единственному человеку в котловане Осло. Крановщику на стодвадцатиметровом кране, возвышавшемся над зданиями на новой портовой улице. Barcode[16] – так назывались эти здания, населенные консультантами, адвокатами и финансовыми спекулянтами. Частокол люминесцентных офисных зубов демонстрировал свой алчный оскал каждому, кто осмелится морем приплыть в маленькую столицу.

Barcode. Эти подонки даже не смогли назвать эту линию домов по-норвежски, подумал Фредрик. Что вполне объяснимо. Деловым людям в деловой стране нет необходимости подбирать названия.

В пути они молчали. И только когда Кафа припарковалась в конце Мюнтгата, у старой конюшни за отвесными стенами крепости Акерсхюс, Фредрик прервал тишину.

– Ты бы не дала мне позвонить.

Кафа хлопнула дверью.

Едва ли Юдит Йедде могла выбрать более символичное место для встречи. Здесь, в крепости, во время войны выстроенные в ряд сорок два участника движения Сопротивления были казнены нацистами. Недалеко отсюда у каменной стены изменник родины Видкун Квислинг встретил свою смерть. Семисотлетнюю королевскую крепость с видом на порт Осло, в склепе замка которой обрели вечное упокоение норвежские короли и королевы, осаждали великое множество раз, но ни разу не захватили. Крепость – сердце свободной страны.

Уходящая вверх улица из брусчатки вдоль кленовой аллеи привела их за стену крепости. Место встречи, Музей Сопротивления, освещали мощные прожекторы. В их лучах золотисто-желтый снег на склонах вокруг хрустел под подошвами ботинок.

– Как думаешь, что они скажут? – спросил Фредрик примирительно.

Кафа покачала головой, и большая белая шерстяная шапка заколыхалась в такт.

– Извини, – сказал Фредрик.

– Ладно, – ответила Кафа.

Похолодало, и очень прилично. Дыхание морозным паром поднималось к голым ветвям над их головами. Фредрик застегнул молнию пуховика до самого верха, пока та не врезалась в подбородок. Они тут были практически одни. Только парочка, держась за руки, прогуливалась вдоль стены крепости. И сгорбленная фигура, под толстыми слоями одежды которой было невозможно определить, мужчина это или женщина, выгуливала собаку. Шум города стал единым гулом, разбавляемым гудками машин, басами из клуба и звоном трамвая.

Только дойдя до лобного места вниз от здания музея и пушечной батареи, они заметили кого-то в подворотне. Фонари рисовали широкую мелькающую тень, но приблизившись, Фредрик увидел знакомую фигуру маленькой щуплой женщины. Как только он начал поднимать руку для приветствия, она обернулась. Подворотня вела от музея вниз на площадку с видом на фьорд. Женщина шла не останавливаясь, пока не оказалась в нижней точке вала в конце площадки. Там она подошла к долговязому мужчине и встала рядом.

– Вот он. Тот, кто сбил меня с ног. Водитель, – прошептала Кафа Фредрику.

Юдит Йедде была одета в черное пальто до щиколоток. Шаль и белые вязаные варежки. В руках она держала термос.

– Фредрик Бейер и Кафа Икбаль. Полагаю, вы пьете смородиновый пунш?

Следователи быстро обменялись взглядами. Женщина открутила стальную крышку и достала из кармана пластиковые стаканчики.

– Вы хотите опять отравить меня? – спросил Фредрик. – А может, толкнуть на землю? Или ударить меня дверью машины до полуобморочного состояния?

– Нет. Нам жаль, что так случилось.

Голос был низким и сухим, и весь ее облик натолкнул Фредрика на мысли о шпателе, деревянной палочке, которой врач прижимает язык, чтобы проверить миндалины. В свете от Акер Брюгге на другой стороне фьорда он разглядел на ее лице морщинки, бегущие от уголков глаз. Один их них был заклеен пластырем.

– Это Свен, – сказала женщина, протягивая долговязому стаканчик. Тот поднес его к лицу с впалыми щеками, безразлично смотря на Кафу и Фредрика. Затем женщина передала дымящиеся стаканчики обоим следователям.

– Просто Свен?

Юдит Йедде улыбнулась и, положив руку на спину Фредрика, подвела его к краю земляного вала.

– В апреле 1943 вот там команда Осло потопила немецкий корабль Ortelsburg, – сказала она, показывая на темное море. Затем большим пальцем указала себе за спину.

– Блейкёя отсюда не видно, но он находится вон там. Парни гребли оттуда. На каноэ, – продолжила она.

– Я вырос в этом городе, – нетерпеливо сказал Фредрик. – Я знаю, где находится Блейкёя.

– Само собой, – ответила Юдит Йедде. – Единственный сын Кеннета Байера и Гунхильд Фредесен. Мальчик из Фрогнера.

Это что, у нее такие методы? Произвести впечатления всезнайки? Он сам частенько играл в такую игру в комнате для допросов.

– Кен, – сказал Фредрик. – Его звали Кен.

– Конечно. Он же был американцем.

Йедде подула на горячий пунш, и ее круглые очки запотели, и на кончике прямого носа образовалась большая капля.