Борг поднял брови.

– Но вы ведь пригласили меня не для того, чтобы поболтать о мелких передрягах в министерстве?

– Вы знали Акселя Тране? – Фредрик попытался сказать это так, чтобы вопрос прозвучал как можно более доверительно. И выражение лица, так досаждавшее следователю, сразу исчезло. Первый раз за время допроса пальцы Борга стали неподвижными. Он выпрямился в кресле и положил руки на подлокотники.

– Вы можете объяснить мне, в чем дело?

– Вы хорошо знали Акселя Тране? – продолжил Фредрик.

Эгон Борг глубоко вдохнул через нос.

– Он был моим другом. И сослуживцем в армии, до самой своей смерти.

– Когда он умер?

Фредрик заметил, что чаша терпения наконец переполнилась. У Эгона Борга раздулись ноздри, и он тяжело откинулся на спинку кресла.

– Что вы имеете в виду?

– Акселя Тране нашли мертвым на вилле его матери на Бюгдей совсем недавно, – серьезно сказала Кафа.

– Нет…

Фредрик никак не мог понять, что не так в этом человеке. Не в его поведении, он достаточно много видел таких высокомерных чиновников, а что-то во внешности. И вот сейчас Фредрик увидел что. Этот худой, хорошо одетый мужчина, с плавными движениями и искрой в глазах, которая обычно бывает у человека, привыкшего, что его слушают, был просто-напросто необычайно бледен. Какого-то землистого цвета.

– Что вы такое говорите? – Эгон Борг непонимающе покачал головой и посмотрел на Фредрика, будто бы пытаясь получить подтверждение. – Этого не может быть. Аксель мертв уже… больше двадцати лет.

Следователи рассказали о том, что нашли на вилле на Бюгдей. О том, как Аксель Тране жил жизнью своей матери почти десять лет, о Герде Тране и неопознанной женщине, закопанной в могиле в саду. Взгляд Борга метался от Фредрика к Кафе. Он, казалось, не верил своим ушам и впитывал каждое слово.

– Это… – начал он. – Вы должны меня извинить. Это несколько неожиданно для меня, все это.

Эгон достал из внутреннего кармана платок и вытер лоб.

– Так что теперь вы понимаете наш интерес к Акселю Тране, – констатировала Кафа.

– От чего… он умер?

– Возможно это убийство.

– Ох, вашу мать.

Эгон Борг рассказал, что они с Акселем были друзьями с пеленок. Соседи на Бюгдей, ходили в один класс и вместе записались в армию. Они любили ту жизнь.

– Мы хорошо учились в школе и росли в благополучных семьях. Наши родители…

Он кашлянул.

– Наши отцы больше всего хотели, чтобы мы пошли в военное училище и стали офицерами, но… Знаете, каково это, слушать, когда все другие военные думают про тебя, что ты маменькин сынок с богатого запада Осло? И мы решили показать им, кто мы такие.

Через три недели после начала службы Эгон Борг и Аксель Тране спросили своего командира, какое обучение в Вооруженных силах самое крутое. И получили ответ – курс морских егерей.

– Но вы должны понимать, что сегодняшние морские егеря – это нечто совершенно иное, чем в те времена. Ведь Советский Союз тогда еще был врагом. Важнее всего было количество, а не качество.

У Норвегии была мощная оборона, подготовленная для масштабной войны против массивной советской военной машины. А специальные солдаты считались глазурью на торте.

– Обучали нас исключительно хорошо, но всего нас было не больше пятнадцати или двадцати человек. Лейтенант был высшим чином на базе. Лейтенант! – простонал Борг. – У некоторых парней был опыт в Ливане. Но наше отделение никогда не участвовало в боях. Нам не перепадало опасных заданий. Должно быть, мы были лучшими солдатами армии, в которых стреляли только холостыми.

– А Аксель Тране?

– Что-то случилось во время тренировки. Погиб в результате несчастного случая. По крайней мере, так нам рассказали.

– Вас там не было?

Эгон Борг положил руки на гладко выбритые щеки. Его узкое лицо было правильных пропорций, с ярко очерченными скулами и вытянутой ямкой на подбородке. Фредрик предположил, что Кафа сочла бы его красивым.

– Об этом я говорить вообще-то не могу. Я связан присягой о неразглашении. Это может показаться вам малозначимым обстоятельством, но для нас, существующих в этой системе, присяга о неразглашении неприкосновенна.

– Мы понимаем это, – кивнула Кафа. – Но если командование отменит эту присягу?

– Тогда я, конечно же, расскажу. Единственное, что могу сказать – меня не было там, когда Аксель… когда Аксель якобы погиб.

Морщины на лбу Борга расправились.

– Но ведь тогда должен быть тот, кто знает об этом больше меня?

– Микаэль Морениус. Вам знакомо это имя?

Глубокая морщина между бровей Эгона Борга говорила, что имя ему знакомо. Но он хранил молчание.

– Если для вас так будет проще, то добавлю, что он тоже мертв, – сказал Фредрик. – Убит. Очень жестоко.

Сколько раз приходилось Фредрику стоять вот так, в чьем-то дверном проеме или сидеть в чьей-то гостиной и сообщать о смерти. Это особенное переживание. Когда принимаешь такое известие, тонко настроенные, чувствительные струны души человека испытывают колоссальную перегрузку. Но очень мало кто выглядит сломленным, это только в кино. В жизни у людей обычно невозможно ничего прочитать по лицу. Они не знают, куда деть руки. Колени обмякают, плечи сникают, легкие хотят наполниться, а пузырь – опустошиться, и странный звук, смесь слез и смеха вырывается из горла.

Эгон Борг положил руки на колени и ссутулился. Фредрик ощутил некоторое удовлетворение, увидев лысину в темно-седых волосах на макушке. Борг два раза глубоко вздохнул, откинулся обратно на спинку кресла и потряс головой, словно боксер после полученного удара.

– Я просто не знаю, что и сказать, – вымолвил он наконец.

– Можете начать рассказ с того, откуда вы узнали друг друга, – сказал Фредрик.

– Микаэль Морениус… Микаэль тоже служил в отряде морских егерей. Только был офицером. Младший лейтенант, насколько я помню. Он не был моим… Мы не были такими же друзьями, как с Акселем. Я не знал Микаэля до того, как поступил на службу, и я не общался с ним после. Но мы все же были товарищами. Ведь, как я уже говорил, нас было не так много.

– Чем он занялся после?

– Думаю, остался в армии. В…

Фредрик заметил, что Борг решил не пускаться в детали.

– Какой-то разведке. Но… Я не тот, кто может рассказать вам больше о нем.