Шрифт:
Закладка:
С тех пор, как ей стало известно о моей новой беременности, эта старая дева стала ко мне полюбезнее. Запрятав свое презрение поглубже, она окружила меня заботами, надеясь, очевидно, что новый наследник, когда будет рожден, будет так же вверен ее попечению, как и Филипп. К Филиппу она относилась как к внуку и собиралась, очевидно, так же отнестись к новорожденному - эти дети как бы заменяли ей семью… У меня это не вызывало возражений, но я понимала, что она воспринимает лично меня лишь как сосуд, в котором вынашиваются наследники дю Шатлэ, и особых симпатий на нее не распространяла.
- Подайте мне завтрак сюда, Элизабет, - попросила я, приподнимая голову. Голос у меня был хриплый - видимо, от долго подавляемых рыданий.
- Вы не хотите спуститься в столовую, мадам? Вам нездоровится? - всполошилась она.
- Немного. Но, думаю, это естественно в моем положении.
Она задала еще несколько вопросов о том, что именно я хочу на завтрак. Я попросила омлет, булку с маслом и медом, апельсин, кофе, стакан воды, подкрашенный мадерой… У меня, как ни странно, был аппетит и чувствовала я себя лучше, чем ожидала.
Может, это оцепенение было вызвано продолжающимся действием лекарств, но я была почти спокойна. И - подавлена. Усевшись в кресло возле балконного окна, завернувшись в теплый плед, я дожидалась завтрака. Потом не спеша ела, глотала кофе, согревая холодные руки о горячую чашку, глядя, как мокрые струйки дождя сползают по стеклу, как пузырится во дворе темная дождевая вода в чашах бассейнов.
Что же мне делать? О Боже… что?
Я понимала очень отчетливо, что не хочу оставаться в Белых Липах.
Это было единственное ясное, четкое чувство, которое владело мной в то утро. Чтобы спасти ребенка и родить его здоровым, я должна уехать в Сент-Элуа. Туда, где ничто не будет напоминать мне о супружеском унижении, об обмане Александра… о, я даже не старалась анализировать, насколько глубок был обман. Я только знала, что Блюберри-Хаус отныне для меня не существует. Я не смогу там жить, стало быть, Англию надо вычеркивать из любых планов.
Но что же делать тогда?
Беременность оставляла мне не самый широкий выбор вариантов. До самого лета, пока не родится и не окрепнет ребенок, я буду привязана к Бретани. Потом… потом я могу поехать куда угодно. Даже в Париж. У меня, в конце концов, даже есть там дом. Меня не преследует республиканское правосудие, у меня есть поддержка в лице Талейрана - он не министр сейчас, конечно, но наверняка не растерял влияние полностью. Мой гражданский брак с Александром расторгнут, а церковный не признан Республикой, ведь венчал нас священник, находившийся тогда и сейчас вне закона. У меня формально все в порядке. Я вполне могу обустроиться с детьми и во Франции.
Однако что скажут дети, если я лишу их отца? И как мне самой жить без Александра?
На эти два вопроса у меня не было ответа. Мне казалось невозможным жить в Блюберри-Хаусе, для меня было омерзительно сознавать, что герцог нарочно звал меня в Англию, чтобы всегда иметь под рукой и жену, и любовницу, - поддерживать такой брак у меня не было сил. Но дети любят отца… как я объясню им разрыв?
Застонав, я потерла переносицу пальцами. Наверное, надо не заглядывать так далеко в будущее, ограничиться предстоящим полугодием. Я должна уехать к себе в замок. Там у меня будет время обо всем подумать. Герцога все равно сейчас нет с нами рядом, а в дальнейшем что-то прояснится.
«Вас могут взять в заложники, - вспомнились мне его слова. - Не уезжайте в Сент-Элуа, там вы будете в опасности!» Да он намеренно нас запугивал. Когда-то именно Белые Липы казались мне опасными! А Сент-Элуа - кому придет в голову искать семью Александра дю Шатлэ в недостроенном замке в глуши Нижней Бретани? Республиканцы, если захотят ударить по мне и детям, придут именно сюда, в это богатое поместье, и не надо пугать меня небылицами!
«Он всеми силами пытается удовлетворить себя! - подумала я ожесточенно. - Не хочет отказываться от меня, потому что ему тоже важны дети. Но в то же время далеко не так глубока его любовь ко мне, если ее нужно подпитывать постоянным присутствием других женщин!» Я вспомнила Мелинду, и мне снова стало больно: красивая, обольстительная, «медовая» женщина, которая младше меня на пять лет! Сейчас, будучи беременной на пятом месяце, я даже не хотела смотреть на себя в зеркало и сравнивать нашу привлекательность, чтобы избежать страданий… Правда, молодость и красота не застраховали эту даму от неудач - герцог и ей наверняка доставил немало боли, годами мороча голову и дразня миражом брака!…
Я понимала, что, возможно, многое домысливаю и даже, может быть, не совсем справедлива к мужу. Но разбираться в этом мне не хотелось. Я хотела выбраться из капкана, в который сейчас угодила, успокоиться и понять, что же все-таки нужно в этой жизни мне самой.
- Элизабет, - отозвалась я негромко. У меня уже вызревал план действий. - Найдите-ка Люка, пусть приготовит лошадей. Я съезжу с детьми в Гран-Шэн, к госпоже де Лораге.
- Со всеми детьми? В такую погоду, мадам?
- Обычная осень, Элизабет. А нам всем нужно развеяться.
Я хотела уехать из Белых Лип, но предчувствовала, что из-за надзора слуг и внимания Фан-Лера, чьему попечению меня доверил герцог, это будет не так легко сделать. Если я поеду в Гран-Шэн, это не возбудит подозрений. Фан-Лер, пожалуй, даже не станет меня сопровождать.
В комнаты ворвались Аврора и близняшки, обеспокоенные моим отсутствием за завтраком. Изабелла была полна впечатлений от недавней игры с Вероникой в муравьишек. Они обе изображали из себя маленьких жителей муравьиного царства, рисовали в альбомах спаленки и столовые этих крошечных существ и тараторили об этом без умолку.
- Мама, ты должна поиграть с нами! - потребовала Изабелла, бросившись мне в объятия. - Ты наша мама в муравейнике!
- Да, ты укладываешь нас спать, а потом поднимаешься по подземной лесенке и готовишь нам обед на кухне! - поддерживала ее Вероника.
Обычно я играла эту роль, но сейчас у меня не было сил изображать беспечность.
- Не сегодня, дорогие. Я не очень хорошо себя чувствую.
- Но нам сказали, ты едешь с нами в Гран-Шэн, это правда?
- Да. - Я нашла в себе силы улыбнуться, обнимая их. - У госпожи де