Спасите, пожалуйста! От его тембра мурашки… И предательски тут же начинает требовательно ныть между бёдер. И кто из нас озабоченный?

— Потеряла меня? — усмешка в голосе. — А я с прошлого лета с тобой потанцевать мечтал. И вот…

Поднимает лицо к небу. Машинально делаю то же самое. Звезды такие яркие… Сверчки поют.

— Пойдём… — подталкивает меня к компании.

— Оо! Алёна Максимовна! — впихивает мне в руки чайную кружку Рома.

Нюхаю.

— Розовое вино, — подсказывает он.

Делаю глоток. Следом в моей руке появляется расплавленная зефирка на палочке.

Откусываю, обжигаюсь горячей карамелью.

— Ай…

Марат дует мне на зефирку, зависаем глаза в глаза. Яшин тут же меняет мотив.

— «Мне глаза еë нравятся… А-а… Как от пламя всë плавится… Е-е…».

Командный пикап, не иначе! Вздыхаю. Хорошо справляются. Я ведусь, хоть и виду не подаю.

— Там народ бунтует, — неуверенно оглядываюсь я.

— Кто именно? — незаметно поглаживает мою спину Марат. — Я сейчас схожу, быстро уложу.

— Ну сходи. Там весь второй этаж девочек, — недовольно фыркаю я.

— А этих пусть Лис укладывает, — делает глоток из бутылки. — Его подопечные.

— Хорошо-то как! — качается на гамаке Люба. — Я прямо лагерь вспомнила. Спой еще чего-нибудь, Ванечка…

Марат подливает мне в кружку, чокается со мной бутылкой.

— Вы как завтра кросс по пересечённой побежите, м? — пытаюсь образумить их я.

Переглядываются, смеются.

— Грустно побежим.

— Уныленько, — протягивает мне Рома ещё одну зефирку.

— Но ночи того стоят, чтобы пообламываться утром, — шёпот в ухо.

Чуть приобнимая, сжимает моë плечо. Парни тут же отводят от нас взгляды.

Внутри бьются противоречивые чувства. Да, ночь пьянит и кружит. И хочется ей всë позволить. Но завтра будет утро. А я не так безбашенна и отважна, как они, чтобы «бежать свой кросс». Но так хочется уткнуться носом в шею моего большого котёнка. И просто пообниматься под этими заездами. И губы его…

Яшин опять выдаёт на гитаре что-то очень романтичное.

— Пойдём купаться? — скользят губы Марата по моему виску.

— Там полкорпуса без присмотра, — вяло сопротивляюсь я.

— Да что им будет? Они и под присмотром ровно тоже самое натворят.

— И всë же.

— Да мы окунемся просто, допьем вино и будем сворачиваться.

Черт с ним. Окунуться очень хочется. Допиваю до дна.

— Тушите костёр. Нина Михайловна узнаёт, конец света будет. Она ж Бессо загрызет потом.

Скинув тунику на пустой шезлонг, захожу в воду по пояс. Тарханов делает пару шагов следом.

— Марат… — шёпотом одергиваю его. — Нет.

Ещё подводной охоты мне и не хватало!

— Эй, бро, телефон твой… — отвлекают его парни.

Сердце моë сжимается. Кто будет ещё названивать парню ночью? Только девочки…

Я ревную Тарханова?? Боже, зачем я чувствую это?!

Но спазмом в горле перехватывает дыхание и внутри всë горит. Ложусь на воду, в попытке расслабиться.

— Да? А чего не спим, Тёма, я не понял? — с претензией. — Чего? Какой мля обход? Нина Михайловна?! Где? Как у бассейна? Понял! Шухер, пацаны!

Люба быстренько слетает с гамака. Подхватив бутылки, они сбегают в темноту деревьев.

Я растерянно стою в воде, слыша голос приближающегося начальства. Отлично!

Подхватив с шезлонга мою тунику, Марат тихо заходит в воду. Поднимает еë над головой вместе с телефоном. Второй рукой подхватывает меня за талию. Тянет вглубь.

— Нам надо выйти!

— Тихо, — вжимает в стену, в тень.

Шаги…

Здесь глубоко, и я рефлекторно хватаюсь за его шею.

Голоса прямо над нашими головами. Охранник и Нина Михайловна.

— Завтра же буду звонить, жаловаться! Опять Бессо Давидовича команда. Хулиганьë! То на озеро бегают, то по кустам с их же персоналом зажимаются…

Дергаюсь, вспоминая, как она застала нас с этой рубашкой.

— Вы можете себе такое представить — чтобы с персоналом? Вот и я не могу… Понабрали не пойми кого…

Марат успокаивающе прижимается губами к моей брови.

— Что это там? Угли?! — вскрикивает Нина Михайловна.

Не успели потушить?!

Пока она буянит там у потухшего костра. Марат тихо подтягивается вверх. Мои руки скользят по его рельефному торсу. Кладёт на борт телефон и тунику. И также беззвучно погружается в воду обратно.

Тянет меня в темноту ещё глубже. Под неработающий стальной навес фонтана. Да, здесь нас никто не увидит.

Тёплые губы неожиданно ловят мои. Пальцы несдержанно впиваются в ягодицы, втрамбовывая меня в крепкое тело. Его член обжигает даже в прохладной воде через ткань. И давит мне на живот.

Сходила на минуточку… И слова Нины Михайловны очень цепляют за живое! Но Марат так трепетно нежен и горяч, что его эмоции сметают мои. Это просто поцелуй… Он уже ничего не изменит. И я сдаюсь его губам, обещая себе, что этот точно последний!

От того хочется снова рыдать. Отчаянно впиваюсь в него в ответ, пытаясь запомнить это ощущение расплавленного мёда, текущего по венам, вкус этого страстного мальчика, как ощущаются его откровенные стоны — кожей, языком, губами, горлом…

Нахальные пальцы ныряют под перешеек моих трусиков. Пискнув, пытаюсь увернуться.

— Тихо… Нас услышат… — улыбаются его губы, скользя на шею.

Пальцы врезаются в меня, проникая внутрь, втыкаются в самую чувствительную точку, вызывая дрожь и искры в глазах.

Наглец!

Кусаю его в ответ за шею. Тихо шипит, продолжая двигать пальцами. Выгибаюсь, сжимая его бёдрами.

А там, где-то недалеко, всё ещё звучит недовольный голос директора смены.

Ростовская… Стыд и позор!

Но мне сейчас плевать. Настойчивые пальцы Тарханова, отправляют меня в какое-то другое пространство, где ничего этого не существует. Только он, я и невыносимое ощущение приближения к оргазму. Я задыхаюсь, втыкаясь в его плечи коготками.

— Мм… Ааа…

— Тихо… Ччч… — затыкает он мой бестыжий рот поцелуем.

Взрываюсь, нечаянно царапая ему спину. Его губы улыбаются, сбиваясь с поцелуя. А мне через мгновение уже хочется погрузиться в воду с головой, и утонуть там к чертям. Потому что это снова случилось!