Шрифт:
Закладка:
Садится обратно.
— Поехали.
— Нет. Дождёмся пока прооперируют. Если всë нормально — поедем.
— Спасибо. Бессо мне очень дорог, — тихо. — Он много для меня делает. Я его как брата люблю.
Перевариваю.
— Принято.
Алëна нервно крутит в руках телефон.
— Не волнуйся. Мне вообще с местным наркозом резали. Ничего страшного…
Бросает взгляд мне на живот. Над резинкой шорт торчит краешек шрама.
Еë пальцы дергаются к нему. Зависают, не дотянувшись. Одергивает руку.
Ухмыляюсь, качая головой.
— Мир, наверное, рухнет, если ты меня потрогаешь, да? Или надо тебя для этого напоить? — раздражаюсь я.
— Будем считать, что сейчас ты получил по лицу, Тарханов.
Надевает солнцезащитные очки Беса, пряча глаза.
— Будем считать… что попытка блокирована. А ты вжата в стену. И оттрахана. И кончила. И снова мурлыкаешь. А я опять «твой котёнок».
— Дурак… — фыркает она, отворачиваясь в окно.
В отражении вижу, как губы вздрагивают в улыбке. Притягиваю, укладывая спиной к себе на грудь. Пропускаю свои пальцы через еë, сжимаю в кулак. Задумчиво целую изящные пальчики.
— Соскучился… — шёпотом жалуюсь я.
Вздохнув, устраивается удобнее.
Ждëм, молча обнимаясь, новостей о Бесе.
— Так что там с миром? Рухнет? — шепчу на ушко.
Дотягивается до моего лица. Пальчики скользят по брови, скуле, щеке… Закрываю глаза. Кайф…
Заносим Бессо пакет с только что купленными вещами. В палату не пускают, ещё отходит от наркоза. Смотрим через окно в двери. Возле него крутится молоденькая медсестра, косясь на его прокачанный торс. Ниже пояса Бес прикрыт простыней.
— Ну вот, теперь точно всë хорошо будет, — ухмыляюсь я. — Завтра приедем.
Беру еë за руку. И снова охреневаю, насколько это близко — ее рука в моей. Это гораздо большая степень близости, чем, поцелуй, например. Я веду еë. Как свою. Спускаемся по лестнице. Разворачиваюсь, подхватывая под бёдра со ступеньки выше.
— Ты чего?..
Закусываю губу.
— А давай на базу не поедем?
— В каком смысле?
— Гостиницу снимем. Можно не обламываться, что нас услышат и отрываться до утра.
Еë глазищи увеличиваются на мгновение.
— Нет, — качает растерянно головой, краснеет.
— Почему — нет? — сжимается всё в солнечном сплетении.
Позволяю ей медленно сползти по мне и встать на ноги.
— Не буду я по гостиницам!.. — возмущённо. — Господи… Отвези меня обратно, пожалуйста, Тарханов.
— Мм… Ясно.
И больше взять еë за руку не получается. Психую… Что я не так делал? В гостиницу пригласил? Не понимаю, что такого в этом критичного.
— Кофе хочешь?
— Нет, спасибо.
— Может, заедем, поужинаем куда-нибудь?
— Спасибо, нет. Но если ты хочешь, то… я могу и на такси вернуться, — отстраненно.
Приехали, блять…
В тачке так напряжённо, что кажется перегорит сейчас проводка. Горло сводит спазмом. Словно стену выставила. Говорить тяжело. И я молчу.
Припарковавшись, двери разблокировать не спешу. Мы как будто поссорились. А мне очень хочется помириться и поцелуй.
В тишине смотрим в лобовое.
— Марат…
Неловко и тяжко начинает она.
Только посмей… Только посмей… Как заклинание повторяю про себя.
— Мы не можем встречаться, — собирается она духом. — Я прошу тебя, давай останемся друзьями.
— Что?! — нервно усмехаюсь я. — Какими ещё друзьями? Ты мне полностью нужна.
— Ну, я очень тебя прошу!
— В просьбе отказано, — упрямо цежу я. — Если я что-то сделал не так, давай разбор полётов. А такую херню мне предлагать не надо.
— Открой мне дверь, пожалуйста.
Жму на кнопку, пересиливая себя. Открывает.
— Ты всë сделал «так», Марат. И дело совсем не в тебе. Это мои заморочки.
— Наши.
— Что?
— Любые твои заморочки теперь наши.
Отрицательно качает головой. Выходит из тачки. Вылетаю следом.
— Ты же просто просила не афишировать! — рявкаю я.
— У тебя не получится. У нас не получится. Спасибо, в общем и… не забывай, что ты теперь за старшего, ладно?
— Помню.
Поспешно уходит вперёд.
Мне хочется что-нибудь разнести, чтобы выплеснуть все камни из груди.
— Почему?! — со злостью луплю кулаком в крону куста.
А хочется не в крону, во что-то, что может ощутить выплеск этой энергии.
По дороге в корпус, срываю молодняк турников.
— Час уже как отбой, чего тусуемся?
— Но Беса же нет, — настороженно.
— И что? Режима тоже нет? Я пока за Беса.
Завтра, наверняка, пришлют кого-нибудь временно Бессо заменить.
— Музыку вырубаем, и баиньки, — свирепо обвожу их взглядом.
Убедившись, что все расползлись по комнатам, вырубаю в секции электричество. Ибо — нефиг. С утра у нас по распорядку десятикилометровый кросс. Пусть спят.
Присаживаюсь на подоконник, слепо смотрю в окно. Я даже не знаю, чего я больше сейчас хочу — остыть к ней или чтобы она наконец-то прикипела. Хочу одинаково сильно и того и другого. Потому что бесит!
— Как Бессо? — пытают мои пацаны.
— Нормально прошло. Без осложнений.
— Когда выпишут?
— Не сказали.
Подходят ближе, отрезая мне пути к отступлению.
— Как у вас с Аленой?
Замолкаю, отворачиваясь в окно.
— Завязывай, Тарханов, а? Ты же знаешь, что мы никому. Просто скажи — хорошо или плохо? — несильно бьёт меня в плечо Шмель.
— А то ты не видишь, что хреново? — фыркает Яша. — За мной…
Подхватывает гитару.
— Куда? — спрыгиваю с подоконника.
— Серенады петь, куда же ещё?
— Яшин, стой! — срываюсь за ним.
Но он уже смывается в холл, падает на диванчик, который как раз за стенкой Алены. Делает своё коронное «брямс» по струнам.
— Яш, ну отбой же, — смотрю на время.